— Расскажи-ка, Улдис, как тебя слух спас, — попросил Чалый.
— Невеселая история. Баловался я в поле, в стогу сена, со своей подружкой. Вырыли мы себе гнездышко и хорошо его замаскировали. Перед самым рассветом слышу шорохи — никак не мог уснуть от перевозбуждения. Приоткрыл затычку в стогу и вижу людей. Человек сорок или больше, все с оружием. Кто с немецкими шмайсерами, кто с ППШ идут в сторону моего села. Затаился, сделать уже ничего не мог. Через двадцать минут раздались выстрелы. Не менее получаса из села доносились автоматные очереди, потом все стихло. Вернулись мы с Янкой в село днем. Лесные братья всех порешили, моего отца гвоздями к воротам прибили, как Христа к кресту, он председателем сельсовета был. Большевик с восемнадцатого года, Ленина видел, всю гражданскую прошел. Латышских стрелков Ленинской гвардией называли, а лесные браться с советской властью мириться не хотели, когда война кончилась, все в лес ушли. Мстили каждому, кто записывался в колхозы и работал на советы. Наше село весь урожай отдавало новой власти. Отца пугали, предупреждали, но он их не боялся, верил в своих людей. Село охранялось и днем, и ночью, чужих не подпускали. Но без предательства не обошлось, кто-то из своих снял посты, лесные тогда всех, даже детей поубивали. Чекисты приехали на следующий день. Я их не дождался, ушел в лес, три дня блуждал, пока меня не встретил дозор. Конспирация у лесных братьев на высшем уровне поставлена. Целые города под землей. Идешь по лесу и не знаешь, что под тобой мобильный отряд находится. Ходы прикрыты дерном, потолки бревенчатые, с крепкими подпорками. Вот только костры жечь нельзя, в остальном жизнь не хуже, чем на земле.
— И зачем тебя в лес понесло?
— Моего отца распяли, мать пристрелили, двух братьев в решето превратили. Я их нашел с винтовками в руках, до последнего отбивались. И что, по-твоему, я должен был делать? В город уйти? Жить должником я не приучен.
— Один против армии?
— Нет, в камикадзе я не готовился. Хотел вычислить все их норы, узнать имена командиров, численность, координаты, планы действий.
— И они тебя приняли в свой отряд?
— Приняли. Я им сказал, что от красных сбежал. Отец сводки получал, поэтому я знал, что за неделю до нападения на наше село в городе пятерых диверсантов расстреляли, они пытались ратушу взорвать. Банду всю взяли. Вот и я прикинулся городским, одним из уцелевших сынков бандитов. Мне поверили. Простой горожанин не мог знать столько подробностей. Я влился в отряд лесных братьев, урожаи жег, обозы грабил. Втерся в доверие. Командиры меня любили. Вот только что делать со своими знаниями, добытыми за полгода активных действий, я понятия не имел… Улдис замолк.
— Стоп, ребята. Пришли.
По другую сторону хребта на склоне горели костры. Чалый выдернул кляп изо рта пленника.
— Что скажешь, воин?
— Сами видите. Лагерь Зеленого.
— Ну и ладушки. Надеюсь вернуться живым и дослушать твою историю, Леший.
— Хочешь идти один? — спросил Улдис.
— Так спокойнее. Поменяюсь гимнастеркой с казачком, и чем я не казак, да еще с крестом.
— Послушайте меня, ребята, я хочу дело предложить, — вступил в разговор Елизар.
— Говори, учитель, — согласился Чалый.
— За западным холмом километрах в пяти, не дальше, находится рудник. Час ходу. Я беглый, мне туда пути нет, оставят дослуживать. Комендант лагеря — мужик решительный. Банда ему житья не дает, надо с ним договориться, объединить силы и ударить по лагерю. Твоя разведка, Родион, ничего не даст. О планах думает Зеленый и ни с кем ими не делится, люди получают приказ и действуют.
— Может, ты и прав, Елизар, но с пустыми руками мы уйти не можем, не для того шли. Планов не узнаю, так людей посчитаю.
— Я пойду следом, Родион, — твердо заявил Леший, — подстрахую. Пусть учитель лошадей стережет и казачка на привязи держит. Тебя как зовут, казачок?