Сканирующий взгляд легко проникал в черепную коробку, отважно забираясь в самые дальние уголки головного мозга. От столь откровенной заинтересованности становилось немного не по себе. Интересно, а он сам подозревает о силе своего взгляда?
Доктор говорил слегка с расстановкой, как если бы взвешивал каждое слово.
– Мне бы не хотелось об этом говорить столь категорично, но скажу, что такая вероятность не исключена. Здесь имеется два варианта. Она могла поскользнуться и упасть с перрона, расшибив затылок. Другой – ее просто сбросили на рельсы. В обоих случаях травмы примерно аналогичные, хотя если вы спросите мое мнение, то я бы склонялся ко второму варианту. Мне приходилось заниматься судебной медициной, так что я знаю, о чем говорю. А, кроме того, возникает вопрос, что она делала на пустынном перроне в столь поздний час. Очевидно, она просто кого-то поджидала.
– С ней можно поговорить?
На заданные вопросы заведующий отвечал не сразу, всякий раз выдерживая значительную паузу. В этот раз молчание несколько затянулось.
– Только в том случае, если разговор не будет продолжительным, – предупредил врач. – Сами понимаете, она еще слаба. Но не думаю, что вам удастся чего-то добиться, сейчас кора головного мозга заблокирована.
– Неужели нет никакого выхода?
– Знаете ли, можно попытаться, например, под гипнозом.
– А кто может взяться за такое дело?
Едва передернув плечами, хирург произнес:
– Могу и я вам помочь, если в этом будет какая-то нужда. – Поймав удивленный взгляд Вандышева, добавил с едва заметной улыбкой: – Не забывайте, все-таки я занимаюсь мозгом. Это просто моя профессия. Давайте я провожу вас в палату.
Порывисто поднявшись, врач зашагал к двери.
Палата, в которой лежала Анастасия Захарова, была небольшая, но светлая. Ничего такого, что могло бы напоминать больницу (оно и правильно!): стены были оклеены узорчатыми обоями, на окнах занавески с веселыми рисунками. Да и кровать, на которой лежала больная, – деревянная, с высокими спинками, – никак не вязалась с больничным укладом. На небольшой тумбочке – стеклянная ваза, на которой вроссыпь лежало печенье.
Едва Дмитрий Вандышев вошел в палату, как натолкнулся на широко распахнутые девичьи глаза, смотревшие из-под плотной бинтовой повязки настороженно и зорко. Увидев доктора, она слабо улыбнулась.
– Как вы себя чувствуете, Настя? – заботливо спросил врач.
– Уже лучше.
Если применять цветовую гамму к голосам, то иначе как тусклым его не назовешь.
Доктор удовлетворенно кивнул:
– Скоро совсем пойдете на поправку. Вам повезло, что мозг не задет. Могло быть хуже. А волосы… Новые отрастут, еще лучше! Я вас оставлю на некоторое время, это сотрудник милиции, он хочет задать вам несколько вопросов, – и, повернувшись к Вандышеву, строго предупредил: – Не более десяти минут.
– Разумеется, – охотно отозвался Дмитрий Вандышев. Когда за доктором закрылась дверь, он спросил у Анастасии, кивнув на свободный стул, стоящий около окна: – Разрешите присесть?