– Из вашего дела мне известно, что вы искусный кузнец? – вдруг спросил Гиммлер.
Весьма неожиданное начало. Что бы это могло значить? Ни к чему не обязывающие любезности перед серьезным разговором? С каких это пор в концентрационном лагере стали блюсти этикет?
– Профессия кузнеца у нас наследственная, господин рейхсфюрер, – отвечал Томас Тенсон, – этим ремеслом занимались все мои предки.
– А родом вы откуда?
– Из Литвы. Из города Каунаса.
Гиммлер понимающе кивнул:
– Мне приходилось там бывать по роду службы. Город мне понравился. Чисто. Чем-то он мне напомнил Пруссию.
– В нашем городе чувствуется влияние Германии, – охотно поддакнул Томас Тенсон.
– Как вам в лагере?
– Жить можно везде, главное – не отчаиваться, – бодро произнес Томас Тенсон.
С чего бы это рейхсфюреру вести разговоры с обычным кузнецом, который находится в лагере по политической статье?
– За что вы здесь находитесь?
Заключенный под номером 143/SR857 перевел взгляд на начальника лагеря. Лукавить не имело смысла, штандартенфюрер СС самым тщательнейшим образом познакомился с его личным делом, прежде чем распорядился привести его в кабинет.
– У меня была любовница… Очень красивая женщина. Как потом выяснилось, она была связана с коммунистами… Но я об этом узнал только во время следствия. Произошла ошибка, я не имею никакого отношения к коммунистам.
– Каков у вас срок?
– Десять лет лагерей.
– Срок немалый… Потом, в лагерях может случиться много всего неприятного, – поморщившись, произнес рейхсфюрер СС. – Хотите, мы пересмотрим ваше дело? Это в нашей власти. Думаю, что господин штандартенфюрер не станет возражать, – посмотрел он на начальника лагеря. Стекла очков блеснули.
– Разумеется. Если заключенный встал на путь исправления, то у меня нет оснований держать его в лагере.
Томас невольно сглотнул горечь. Неужели под личиной Люцифера спрятался сам ангел?
– Благодарю вас, господин штандартенфюрер, – прохрипел Томас, расчувствовавшись.