Удар мечом

— Считай, что они настали. Там я с нею и встречусь…

Он заснул сразу же, как только привалился к подушке. Сон был неспокойный, напряженный — как только Рен звякнул пустыми мисками, Дубровник схватился за пистолет, спросонья пробормотал: «Живым не возьмете…» Рен озабоченно подумал: «Накрутит он у меня тут дел… С такими нервами только в рейсы и ходить…»

Он сел к столу, положил голову на руки. Свет керосиновой лампы-мигалки вырывал из темноты его лицо — крупное, с твердыми чертами, изрезанное глубокими морщинами. Рен прикидывал, какая связь может быть между появлением в его владениях Дубровника и дивчины из Польши, почему Максим отложил разговор о делах, ни звука не сказал о том, что давно обещано ему, Рену, — об уходе за кордон.

Проводник накинул на плечи полушубок, прошел в схрон адъютанта Чуприны:

— Передай приказ Сороке. Пусть еще раз срочно выяснит все про Офелию: чем занималась в прошлом, с кем встречается сейчас, какую информацию собирает. И пусть его не гипнотизируют ее высокие звания — проверить необходимо очень тщательно. Вместе с нею кто-то из наших живет? И про ту дивчину тоже все узнать… Да поторопи этого интеллигента — кишки из него вон, — наконец нашел на ком сорвать гнев проводник.

Два сапога — пара

Выполняя приказ Рена — узнать все об Офелии, — Сорока с помощью Оксаны собрал необходимые сведения. Чтобы вызвать Иву на откровенность, Оксане пришлось рассказать кое-что о себе.

Прошлое Оксаны Таран референт службы СБ знал и раньше. Когда накопилось достаточно фактов, Сорока направил донесения Рену. Он не заботился о стиле, знал — проводника интересуют только строго проверенные данные, а за литературные красивости в таких серьезных делах он может крепко взгреть. Потому и получились донесения похожими на протокольную запись двух биографий. Вскоре ее читал Рен.

Оксана Таран. Родилась в 1925 году под Ужгородом в семье учителей. Отец, Трофим Денисович, был активным деятелем местного отделения «Просвиты». Жена разделяла убеждения мужа и принимала участие в акциях, организованных «Просвитой». Кроме них, в «Просвиту» входили еще несколько местных учителей-украинцев, лавочник, дочь униатского священника, землемер. Руководителем был директор школы. Наиболее крупные мероприятия — создание украинского народного хора, выпуск рукописного журнала «Свитанок»[32], бойкот лавочника-еврея — основного конкурента члена «Просвиты» — под лозунгом «Украинцы покупают только у украинцев», устная пропаганда.

Во время событий 1939 года[33] относились к Советской власти откровенно враждебно, но активного сопротивления не оказывали — боялись. В годы оккупации абвер отнес местечко, где жила Оксана, к зоне, в которой карательные акции почти не осуществлялись[34]. Директор школы стал бургомистром. Он покровительствовал своим бывшим коллегам по «Просвите». Молодые из просвитовцев вступили в отряд украинской «вспомогательной полиции». К этому времени относится появление в местечке Марка Стрильця, известного вам под псевдо Беркут. Он пришел вместе с четвертой южной группой ОУН — «легионом „Роланд“»[35]. Беркут возглавил отряд «вспомогательной полиции». О деятельности Беркута писать нет необходимости — вы о ней знаете. К этому времени Оксане исполнилось восемнадцать лет. Она вступила в ОУН и по поручению Беркута руководила в местечке молодежной секцией[36]. Тогда же стала любовницей Беркута.

В 1943 году Беркут получил инструкцию готовиться к подпольной борьбе. В 1944 году в связи с приближением Советской Армии он увел людей из полиции в лес и создал из них сотню УПА. Оксана ушла вместе с ним. Отец посоветовал дочери сменить фамилию, а сам распространил слухи, что Оксана уехала к родственникам во Львов (там у Трофима Денисовича и в самом деле жила сестра).

Два года Оксана вместе с Беркутом кочевала по лесам, лично принимала участие в нескольких акциях. Псевдо Оксаны — Зирка.

В 1946 году сотня Беркута пыталась прорваться на Запад, угодила в засаду и возвратилась обратно в леса. Тогда же Оксана вышла из подполья — все соседи были уверены, что она возвратилась из Львова, от родственников. Стала связной между сотней Беркута и запасной сетью[37].

Во время облавы сотня Беркута была почти полностью уничтожена истребительными отрядами и подразделениями войск МГБ. Сотнику удалось спастись. Вашим указанием он был направлен в распоряжение краевой референтуры нашей службы безопасности. Оксана окончательно легализовалась. Однако в местечко просочились слухи о ее связях с Беркутом, и ей было трудно рассчитывать на доверие властен. Мы посоветовали ей под благовидным предлогом выехать. Она поступила в институт — мне нужен был опытный курьер. Беркут погиб в одной из акций…

Ива Менжерес. Отец Ивы был до войны известным в городе профессором западной литературы. В библиотеке института есть его научные труды. Сын крупного адвоката. Пользовался большим уважением среди украинской общественности.

В 1937 году профессор получил выгодное предложение преподавать в одном из университетов Польши. Семья перебралась в Краков, а дом был оставлен на попечение дальней родственницы — со временем профессор надеялся возвратиться в родные места. Завещание на недвижимое имущество составил на малолетнюю дочь Иву. Завещание сохранилось.

В Польше профессор установил связи с руководителями нашего движения, помогал деньгами, читал лекции, подписал несколько воззваний к украинцам. На квартире своего отца Ива познакомилась с Романом Шухевичем. Шухевич говорил:

— В семье подлинных украинцев, которую я хорошо знаю, растет черноглазая русокосая девочка с поэтическим именем Ива. С детства она знает, за что мы боремся, и сама готова на любые жертвы во имя наших идей. Мы подняли оружие ради наших дочерей, чтобы доля их не была плакучей, а земля родины не стала злой мачехой…

Есть свидетели этого выступления.

Иве было тогда пятнадцать лет. В шестнадцать она стала связной и курьером в ОУН, в семнадцать — руководительницей гражданской сети в одном из городков, выполняла сложные и ответственные задания.