— Угу, — согласился Северин. — Шел вечером по городу. Каждому в лицо смотрел, люди думали, наверное, тихопомешанный. А я загадал: попадется навстречу угрюмый человек, обиженная женщина — значит все в порядке. Так нет же, идут, смеются, молодежь песни поет…
— На горе загадывал?
— А я радости давно не вижу.
Глаза у Северина тоскливо блестели.
— Вот ты была там, — он неопределенно кивнул в пространство. — Как на тех землях?
Ива догадалась, что спрашивает ее о сотнях, действовавших на территории Польши.
— Не буду обманывать — тяжко. Пока шла война, мы господарювалы в целых районах, утверждали наши идеи словом, кровью и зброею.
— Откровенно…
— Так було. Ты не из чужестранной газеты, а я не из референтуры пропаганды. Мы курьеры, «боевики». И знаем, что на наших полях посевы кровью орошаются, а урожай воронье собирает.
— Жестокая ты, и в глазах твоих ненависть…
— А у меня жовто-блакытна романтика вот где сидит. — Ива провела рукой по горлу. — Так вот, с того дня, как закончилась война, освободились войска с фронтов, превратились мы в зверя, на которого вышла облавой вся громада. Горит земля от края до края, и в огне том горят надежды…
Сели к столу. Оксана внесла на шипящей сковородке яичницу, домашнюю колбасу, достала рюмки. Вот уже и Северин взялся за бутылку, чтобы разлить, а Ива все никак не могла успокоиться. Она нервно терзала косу, расплетая и сплетая ее пушистый кончик, хмурила брови — от полных губ пролегли жесткие морщинки. Потом вдруг встала из-за стола, попросила:
— Оксана, Северин, выйдите на минутку…
— Выйдем, — шепнула Оксана «боевику», — опять на нее нашло, лучше не перечить.
Когда они возвратились, Ивы в комнате не было. У стола стояла совсем другая девушка — незнакомая, только чем-то отдаленно напоминающая студентку педагогического института Иву Менжерес. Одета она была в ту полувоенную форму, в которой иногда ходили уповцы. На ней были защитного цвета брюки, куртка из зеленого сукна, широкий солдатский ремень чуть провис под тяжестью пистолета. Коса была короной уложена на голове, на короне чудом держалась пилотка. На груди — нашивки за ранения, на пилотке — трезубец, не самодельный, а настоящий, из тех, что были изготовлены в Германии в первые дни создания УПА.
— Очумела, — зло сказал Северин. — А вдруг обыск? Больших улик не требуется, только эти…
— Не галасуй! — властно прикрикнула на него Ива. — Это я только на сегодня достала из тайника. Ты нашел его, этот тайник, в паре с Кругляком? Нет? И те не найдут. А мне силы нужны, чтобы сражаться, мне надо хоть иногда в руках пистолет подержать, чтоб почувствовать сталь, ощутить уверенность в себе…
Ива подняла рюмку.
— Выпьем до дна, чтобы наша доля нас не чуралась, чтоб было у врагов наших столько счастья, сколько капель на дне останется.
— Злая у нас доля, — подхватила Оксана, — так пусть же станет не мачехой, но ненькой.
ebooksa