Удар мечом

22
18
20
22
24
26
28
30

Сорока вскипел:

— Не забывайте, здесь Советская Украина! Советская! Поработаете, увидите, что это значит. Думаете, я дурак и не понимаю: каждый старик, каждый мальчишка, узнай, кто я такой, немедленно побежит в МГБ! С Блакытным надо решать. Пошлю Северина.

— А вы уверены, что Блакытный все еще дожидается вас в Зеленом Гае?

— Не знаю, — чистосердечно ответил Сорока. — Но в ближайшие дни выясню. И тогда Северин вместе с жилами вытянет из него все сведения о предательнице.

Ива Менжерес непроницаемо молчала.

«А нет ли у нее связи с закордонным центром помимо нас? — вдруг подумал Сорока. — Тогда она сама сообщает руководству о всех наших делах. Надо доложить об этом Рену…»

* * *

«СОРОКА — РЕНУ: Прибыла курьер Офелия. Провел проверку. Одно из заданий — выяснение причин провала известной вам операции».

«РЕН — СОРОКЕ: Еще раз проверь курьера и запроси подтверждение по ту сторону кордона».

Спецкурьер

Сорока был одним из немногих лиц, имевших связь с главарем краевого провода Реном. Точнее, даже он не знал, где находится убежище Рена, но поддерживал связь с ним с помощью курьеров. Зашифрованное донесение передавалось в три этапа. Курьер, уходивший из города, добирался до одной из деревень — там на старом католическом кладбище под могильной плитой находился первый почтовый тайник — так называемый «мертвый пункт». Курьер оставлял в тайнике грепс — кто его возьмет и когда, он не знал. Дальше шифровка попадала в хутор, прижавшийся к большому лесному массиву. В хуторе легально жил один из «боевиков». Он наблюдал за вторым «мертвым пунктом» и за лесом — отсюда начинались тропинки в глубь массива. Шифровку забирал один из людей Рена.

Только несколько человек знали, где находится его логово. Даже для многих руководителей банд Рен был личностью мифической: «Рен все может». Пропагандистская служба краевого провода старательно изобретала и пускала в обиход легенды о верности Рена бандеровским идеалам. Строжайшая конспирация, таинственность окружали каждый шаг краевого проводника.

Еще не так давно Рен гордо именовал себя лесным хозяином. Будучи в хорошем настроении, любил напоминать, что его владения занимают такую же площадь, как Бельгия и Швейцария, вместе взятые. Это и в самом деле было зеленое море, выплеснувшее на огромное пространство остроконечные волны деревьев. Места глухие, малолюдные, труднопроходимые. Тогда в подчинении у Рена были десятки «боевиков», вышколенная курьерская служба, его приказы безоговорочно исполнялись всеми бандами, а штаб находился в добротных бункерах.

Удар истребительных отрядов по основной базе националистов был неожиданным и жестоким. Рену удалось спастись, уйти в глубь леса, затаиться в глухомани. Краевой провод принял решение ограничить число людей, связанных с Реном, свернуть операции, которые могли бы подставить под новый удар штаб. И все-таки именно Рен держал в своих цепких руках все нити подполья: по его указаниям осуществлялись убийства, из его логова шли приказы, обрекающие людей на смерть.

Подлинную фамилию Рена знали только несколько человек. Обычно он пользовался тремя псевдонимами: Рен, 25-й, 52-й. Рен — для своих приближенных, 25-й — для подписи под приказами, 52-й — для донесений закордонному проводу. Манипуляции с псевдонимами помогали запутывать следы и подкрепляли легенду о могуществе проводника.

И совсем уж немного людей знали историю его возвышения — не выдуманную националистическими пропагандистами, а подлинную. Он был сыном коммивояжера из Закарпатья. Обучался в Венском университете, по поручению гестапо шпионил среди «своих» — националистически настроенных студентов-украинцев. Вместе с немцами пришел на Украину, деятельно сколачивал «вспомогательную полицию», насаждал в западных областях оуновские звенья.

Рена знал лично «фюрер» националистов Бандера, он же Сирый, он же Весляр, он же Баба, Старый, Щипавка, Быйлыхо и т. д. Вместе с десятком отборных головорезов Рен иногда выполнял его наиболее ответственные приказы.

В 1943 году гестапо стало известно, что один из лидеров националистов Закарпатья проявляет колебания, подумывает о том, чтобы повернуть оружие против своих немецких хозяев. Рену и его команде поручили навести порядок. Рен застрелил «предателя» и занял его место. Надо сказать, что он не замедлил отблагодарить своих немецких покровителей: в том же 1943 году присоединился к решению «Третьего надзвычайного сбора ОУН» о переориентации на англо-американцев.

Рен не терпел инакомыслящих и круто расправлялся с ними. Во время чистки весной 1945 года по его приказам было убито много крупных и мелких главарей. Это позволило на какое-то время задержать разложение краевой организации ОУН. Когда один из эмиссаров закордонного провода познакомился с методами проверки лояльности, применяемыми Реном, он сказал: «На таком допросе и я показал бы что угодно: что был, к примеру, родственником абиссинского негуса, тайным агентом Парагвая, а мой пятнадцатилетний внук уже двадцать лет служит в МГБ…»

Таким был Рен. Одна ниточка связи тянулась к нему от референта СБ Сороки. А вторая — оттуда, где за стеной лесов, за синими Карпатскими горами находилась граница. Ею пользовались редко, только в самых необходимых случаях. Это была тропа особо доверенных курьеров, уходивших от Репа за кордон или доставлявших ему приказы оттуда. Рен давно уже ждал эмиссара закордонного провода — шифровка о его визите поступила месяца два назад. Эмиссаром оказался его старый приятель по Венскому университету Максим Дубровник. В годы войны Дубровник находился на Украине, вел националистическую пропаганду. В сорок четвертом перешел в подполье, в сорок пятом бежал за кордон, стал особо доверенным курьером центрального провода ОУН, выполнял различные поручения.

Рен и Дубровник встретились как старые друзья. Они долго обнимали друг друга, похлопывали по плечам. Рен пошутил: