Дубровник сделал паузу, ожидая реакции Рена. Тот промолчал, никак не высказал своего отношения к словам курьера. Он давно ждал этого разговора, готовился к нему, но не торопил Максима: когда захочет, тогда пусть и говорит о своих делах.
Почему-то некстати вспомнился недавний сон: — зарево вполнеба — вот оно его, Репа (25-го, 52-го), основное направление политики.
— Ты, наверное, слышал, — продолжал Дубровник, — что наши руководители обсуждали два возможных направления деятельности в недалеком будущем: или пропагандистская работа, накапливание сил для будущей борьбы, или усиление действий сегодня, немедленное введение в бон всех резервов.
— Другими словами: резать москалей немедленно или готовиться к тому, чтобы сделать это завтра? — иронически уточнил Рен.
— Зачем же так грубо?
— Благородным манерам не обучен, — окончательно вышел из себя Рен, — мое дело простое — на дуба вздернуть активиста, или еще там что…
— Видно, ты с левой ноги сегодня встал, — примирительно сказал Дубровник. — Мы считаем вопросы тактики важнейшими. От правильного выбора зависит будущий успех.
— Тогда я вам скажу, — глухо стукнул кулаком по дубовой крышке стола Рен, — прежде чем определять тактику, надо спросить нас, тех, кто будет ее осуществлять. Знаете ли вы, что наши силы разгромлены, распылены и не представляют для Советов серьезной опасности? Они давно могли бы нас полностью прикончить. Но они тянут из непонятного мне гуманизма, разбрасывают над лесами листовки, предлагают, как они пишут, обманутым добровольно сложить оружие. И наши «боевики», особенно насильно мобилизованные, сдают автоматы, берутся за плуг, а потом оповещают своих друзяк в лесах, что дураками были, надо раньше за ум браться. Тогда и те из лесов выбираются. Я скажу тебе, Максим, то, что никому и никогда не говорил: мы на краю пропасти, нас столкнут в нее не сегодня так завтра. Да, в годы оккупации мы хорошо подготовились к войне с Советами, сформировали сотни и курени, поставили во главе их преданных людей, соорудили основные и запасные базы. Но уже в сорок четвертом многие сотни были разгромлены. Другие сами сдали оружие. Мало стреляли? Вот донесения только из одного района…
Рен достал пачку измятых листков, исписанных химическими карандашами.
— Вот о чем доносили сотенные в ноябре — октябре сорок четвертого:
«21 ноября в с. Верхраты расстреляны две семьи местных жителей, у которых родственники ушли в Красную Армию;
3 декабря в с. Хуки в своем доме убит Герецкий Ф. А., ранена его одиннадцатилетняя дочка, расстреляна Башнцкая М., ее дочь четырнадцати лет, ее дочка Мария двадцати пяти лет и четырехлетняя внучка;
24 ноября в с. Забож расстреляны три семьи из семи человек, активно поддерживавших Советскую власть:
17 ноября убит депутат сельсовета в с. Девичье;
1 декабря в с. Романувка убиты председатель сельсовета Штамкевнч Ю., его жена и племянница…»
Я мог бы продолжить этот реестр… А чего добились? Нас возненавидели все. Знаешь ли ты, что были дни, когда не десятки — сотни хлопцев записывались, несмотря на наши угрозы, в один день в Красную Армию? А истребительные отряды? Их посоздавали по всем селам, дали селянам винтовки, и стали они встречать нас свинцовыми гостинцами. И везде митинги, собрания, резолюции: «Геть бандеривцив — фашистських посипак!» Я удивляюсь, что нам хоть что-то удалось сберечь, уйти в глухомань и оттуда наносить удары.
Рена покинуло состояние обычного угрюмого спокойствия, он яростно затянулся цигаркой, смотрел на Максима так, будто тот был виноват во всех напастях. Он говорил о том, что не выдержали испытания идеи, жизнь разрушила убеждения, казалось, самых преданных. Потом начались месяцы тайной войны, войны мелких групп, одиночек.
— Как видишь, убивали, кого могли убить: председателей сельсоветов, депутатов, учителей, активистов. Мы резали, вешали, давили, топили в колодцах всех, до кого могли добраться. Наступили кровавые ночи, и они стали предвестником не нашей силы, но гибели. Потому что народ ответил на террор ненавистью. И эта ненависть была не абстрактной, а очень конкретной, к «своим» националистам, из своих сел. Вы там, на Западе, распространяете сказки о «восстаниях», а мы здесь думаем о том, как уцелеть. Основное звено выбито. На кого положиться? Я сам как раненый волк — щелкаю клыками и жду пулю в пасть.
— Откровенно сказано, Рен, — задумчиво протянул Дубровник. — А что же дальше? — Про себя курьер подумал, что если уж такие, как Рен, взвыли от боли, значит действительно припекло.
— Это я у тебя должен спросить! Когда придет обещанная помощь? Когда наши руководители выполнят свои обещания? В сорок пятом вы обещали американское вторжение на следующий год, в сорок шестом пророчили, что весь «свободный мир» обрушится на Советы через несколько месяцев…
ebooksa