Последняя капля терпения

22
18
20
22
24
26
28
30

– Глобинов у себя? – решительно поинтересовался Ларин.

– У себя, – не поднимая головы от бумаг, произнесла женщина в возрасте. – Но он занят. Не вы один его ждете.

– У нас назначено, и он нас ждет, – Андрей не стал дожидаться, пока ему возразят.

Жестом поторапливая Масудова, он распахнул дверь и переступил порог. Аркадий Глобинов и в самом деле находился на месте. Он восседал за обширным, как кукурузное поле, столом, заваленным фотографиями кинопроб, папками и странными безделушками – типа старорежимных жестяных коробок из-под монпансье Бабаевской фабрики или елочных игрушек еще довоенных времен. Ближе к окну прямо на столе высились две пары новеньких яловых сапог. Поверх всего этого беспорядка лежали фуражка энкаведиста и дисковый автомат ППШ без затвора. На диване мягкого угла расположилась проходимистого вида баба и, сверяясь с ведомостью, ловко и беззастенчиво раскладывала доллары в стопочки. Деньги брала из прозрачного пакета, где банковские пачки переливались, словно мраморные гуппи в аквариуме.

– Вот мы и снова встретились, – значительно произнес Ларин, глядя известному кинорежиссеру прямо в глаза, и добавил, обращаясь уже к Масудову: – Присядьте, пожалуйста. Разговор может оказаться долгим.

Глобинов слегка побледнел, глаза его забегали. Но хорошо поставленный голос звучал по-прежнему:

– Здравствуйте, узнал-узнал. Только не подумайте, пожалуйста, что эти доллары настоящие. То есть они не поддельные, но это реквизит. Готовимся к съемкам. Эпизод в сценарии такой, с баксами. Ведь правда, Аннушка? Она наш линейный продюсер.

Баба сориентировалась быстро – оставила лежать деньги как есть, вымолвила:

– Конечно же, реквизит, кто бы сомневался, – и тут же ретировалась за дверь.

Ларин подошел и провернул ключ, торчавший в замке. Поведение режиссера обнадеживало. Раз стал убеждать визитера, что «черный нал», которым он рассчитывается со съемочной группой, – это всего лишь реквизит, – значит, Дугин его в свое время основательно напугал. Значит, за режиссером солидное нарушение законодательства, способное потянуть на тюремный срок.

«Воспринял меня, как представителя правоохранительных органов, пришедшего по его душу. И это хорошо», – подумал Андрей и решил выдержать паузу.

На стене под нервничавшим Глобиновым висела в рамке фотография. На ней действующий президент жал режиссеру руку и благожелательно улыбался в объектив.

– Вы снова должны нам помочь, – напористо произнес Ларин после паузы и добавил: – Вы же понимаете, что это сильно поможет в вашем непростом положении.

Режиссер немного поник. В нем поубавилось самоуверенности. И он уже тоном просителя обратился к Андрею:

– Но мне же обещали, что все будет забыто. Я уже помогал вам, как мог. Она же забрала заявление. Ну почему мне не дают спокойно работать?

– Забрала заявление... – многозначительно проговорил Ларин, вспоминая свою прежнюю службу оперуполномоченным. – Это правда. Но заявление можно подать снова. Вы этого хотите? – подыграл Андрей, уже смутно догадываясь, в чем виноват режиссер, чем давил на него Дугин. – Тогда мы с коллегой поднимаемся и уходим. Пеняйте на себя.

– Да у нее же морда на тридцать лет и сиськи неподъемные! Откуда я мог знать, что ей еще и восемнадцати нет? Она сама ко мне в постель залезла…

Теперь картина для Ларина прояснилась окончательно – режиссеру было чего опасаться.

– Размер сисек юридически ничего не меняет. А статья за растление несовершеннолетних...

– Не напоминайте, – попросил Глобинов.