И Юра понял, что ночь еще не закончилась.
А несчастный директор отупело смотрел на кричащий хаос и ждал появления милиции. Но вместо напористых парней в серой форме перед директором возникли два негра. «Что за чертовщина?» — ужаснулся директор и сделал неуклюжую попытку перекреститься. В полумраке тонкие, будто вытянутые фигурки казались нереальными.
— Кто вы? — Директор постарался произнести это как можно строже, но голос его предательски дрогнул.
— Твои спасители, — на чистом русском языке ответила фигура ростом повыше.
— Откуда вы взялись? — снова спросил директор, пугаясь своего же вопроса.
Ответом зазвучал ангельский голос, он мог поклясться в этом — Серафимово крыло коснулось души его.
— Сие не дано знать тебе, ибо ты, человече, при земле, аки червь, но не духа высшего. Безмерны прегрешения твои, поправшего стыд и совесть; у несчастных и сирых, разума лишенных, аки у малых деток, хлеб насущный отнимал, вор ты есть, крал всю жизнь, мертвых земле предать не хочешь; и вот теперь первый из оных пришел за гробом, и отныне приходить к тебе станут еженощно, и не будет тебе прощения от веку, и кара небесная обрушится на тебя, и имя твое забудут, и на могилу твою наплюют!
— Что вы хотите от меня?! — в ужасе закричал директор, вдруг заметив, что пришельцы босы.
— Раздай деньги больным, нищим и сирым, — последовал ответ ангела со смуглым лицом в ореоле золотых волос.
— Где мой гроб?! — могильным голосом простонала молчаливая фигура и, простерев руки, качнулась вперед, на съежившегося до размеров диванной подушки директора. — Отдай, отдай мой гроб!!!
Это было выше всяких сил. Несчастный издал короткий вопль и лишился чувств.
— Второй за сегодня, — констатировал Юрчик. — Так мы скоро всех негодяев в городе выведем.
Он нащупал пульс, убедился, что толстяк жив, принес в кружке воды, плеснул в лицо. Директор зашевелился, и они тут же покинули квартиру.
— Где ты научилась церковным выражениям? — спросил Юра, когда они сбегали вниз по лестнице.
— Мой дедушка был священником, мы с ним вели долгие беседы, говорил он всегда высоким слогом. Он давал мне читать церковные книжки, объяснял, что такое — жить с Богом в душе…
Они вышли на улицу. Шрамм исчез, будто его и не было.
— Мне без тебя будет скучно… — сказал Юрка. — А терять нам на этой земле нечего. Мы нищие, у меня есть только ты, а у тебя я. Верно? Ну а сейчас мы проникнем в полк, там есть мировой душ. Возьмем французский шампунь, и я помою твои чудные волосы, чтоб в них снова появился отсвет червонного золота.
— Червонного золота! Червонного золота! — восторженно повторила она.
— Бежим! Бежим от этого ужасного дома!
— Когда мы станем чистыми, мы полетим! — на бегу воскликнула Маша. — Люди не могут летать только потому, что в них есть что-то грязное, тяжелое и сумрачное…