Аромат плова потихоньку окутал всю округу; люди останавливались, настороженно-чутко шевелили ноздрями, вдыхая священный дух. Даже выстрелы утихли, и, если б риса и мяса было вдосталь, может, и война исчезла бы, проклятая.
Вечером за столом собралась почтенная публика: Костя Разночинец, рядовой Чемоданаев, майор Штукин, Фывап Ролджэ с оператором Сидоровым, начальник разведки Козлов. Неожиданно из тени выплыл товарищ Угурузов. Для Хамро, который не знал, что начальник тюрьмы уже давно отсиживался в полку, это, конечно, было не очень приятной неожиданностью. Но он не подал виду и радушно, как хозяин, пригласил:
— Прошу к столу, гражданин начальник.
Угурузов, разумеется, сразу признал своего подопечного, расплылся в демократической улыбке.
— А я вот чувствую, пловом пахнет, дай, думаю, погляжу… — произнес он, присаживаясь на свободное место.
— И правильно сделали, гражданин начальник, — похвалил Хамро.
— Да брось ты, Хамро, так официально. Зови просто: товарищ полковник или даже по имени-отчеству… Мы же тут все свои!
Обласканный Хамро принялся раскладывать плов по тарелкам, первому положил Косте, но тут Штукин резонно заметил:
— Подожди, надо командира позвать. Давай, Костя, дуй за ним, раз ты здесь хозяин.
Костя вылез из-за стола, пошел в штаб. Минут через пять он вернулся с откупоренными бутылками.
— Коньяк, — пояснил он. — Из стратегических запасов командира.
Лаврентьев появился вместе с Ольгой. При его появлении все встали, даже Фывапка. Евгений Иванович сел во главе стола, Ольгу посадил рядом с собой.
Все дружно выпили и набросились на плов, опустив носы в миски. Хамро украдкой огляделся: поглощали исправно. Впервые за последние годы он почувствовал себя человеком на своем месте.
— Поговорим о любви… — произнес командир и поднялся. — Когда-то нашей Олечке я сказал: «Любовь к женщине — это такая частность по сравнению со всей несоизмеримой способностью человека, то есть мужчины, к любви». Я даю возможность всем присутствующим в течение пятнадцати секунд оценить глубину этой мысли. — Командир поднял руку с часами и по истечении времени спросил: — Кто хочет высказаться?
Оля встревоженно посмотрела на Евгения Ивановича.
— Очень верная мысль! — поспешил высказаться Костя.
— Одно другому не мешает, — перевел ответ Фывапки Сидоров.
— А сам как думаешь, не мужик, что ли? — рявкнул Лаврентьев.
— Наверное… — пожал тот плечами.
— Мысль глупа и вредна, — подвел итог обсуждению командир. — В чем я и сознаюсь перед Олечкой. Любовь к женщине — это главное, а остальное — уже частности. Потому что мужчина, не способный любить женщину, не сможет любить все остальное, что вообще можно любить. В этом я и признаюсь, Олечка.