Я из тех, кто вернулся

22
18
20
22
24
26
28
30

– Угостились все-таки моим печеньем. Что за олухи? Сколько раз угощаю, столько и хватают. Жадность фраера сгубила…

Матиевский отозвался за спиной:

– А те, кто угостился, другим уже не расскажут.

Рота спешно закреплялась на рубеже захваченного горного хребта.

Сухари были на исходе. Еще перед спуском солдаты поделилось пайком с афганцами и сейчас безуспешно рылись в вещевых мешках, пытаясь найти среди патронов, среди гранат и «дымовушек» куски сухарей и консервные банки.

– Со жратвой, хлопцы, совсем туго, – вздохнул Богунов, – предлагаю собрать, что осталось, и разделить по-братски, по-честному.

– Если делить, то лучше поровну.

Орлов приостановил смех:

– Правильно сержант говорит. Все продукты необходимо собрать. Собрать и передать сержантскому составу. Выдавать паек понемногу и поровну. В ближайшие два-три дня сухпая на предвидится. Погоды нет, и площадки для «вертушек» тоже нет. Так что питание строго экономить.

– Ничего, товарищ лейтенант, отрежем язык у Богунова.

– Пусть поделится излишеством с неимущими…

– Это же роскошь – языком сапоги чистить. А поделим – каждому достанется. По полкило на брата…

– Хороший у сержанта язычок. Чистая вырезка. Без костей.

Рота закрепилась на высоте, заблокировала ущелье. Вскоре через него могли переходить другие роты. Многие солдаты орловской роты понимали, что, в сущности, им необыкновенно повезло. Не будь этого стремительного спуска и броска наверх под надежным прикрытием, роту до последнего встречали бы в засадах, преследовали на каждом перевале. И оказались бы они, в конце концов, беспомощными в каком-нибудь узком ущелье, накрытые огненным ливнем.

Сколько раз приходилось Орлову попадать в подобные страшные ситуации, когда из нескольких десятков солдат оставались в живых единицы! Еще недавно под Бахараком был расстрелян весь файзабадский полк под командованием подполковника Рохлина. Потерявшие командные высоты файзабадские батальоны полегли в узком ущелье. Несколько месяцев после той операции пополнялся полк людьми и техникой, а сам Рохлин был переведен в другой полк с понижением в должности.

Как важно было в афганских горах владеть командными высотами!

И солдаты сквозь смех, шутки тоже понимали, что пережили большую опасность.

– Метель! Я – Подкова, прием! – велись в эфире переговоры между соседними ротами. – Поздравляем, братишки! И как только все у вас получается, орлы? Летать, что ли, научились? Летучая рота файзабадского полка. Как вы там? Окопались, сошки окопные? Теперь с вашей помощью и мы на соседний хребет уходим. Опять остаетесь без сухого пайка. Мои ребята уже его полностью разгребли. Вы уж извините…

– Извинения не принимаются, «Подкова». Подождите, мои изголодавшиеся орлята вырвут вам кишки… Оторвут ноги с копытами. Это надо же, устроились… На двойном пайке войну ведут.

– Для первой «Метели» неважные новости, орлята. В полку завели на него уголовное дело. Особист, говорят, уже второй том пишет. И на личном фронте сообщают неладное. Елене Сергеевне сделал предложение какой-то красавец капитан, замполит строительного отряда. Ходил к ней вечером с шампанским. Вышел, говорят, поздно. Утверждал, что ему ни в чем не бывает отказа. Тыловики, которые скидывали нам сухпай, издеваются. Воюйте подольше, говорят, ребятки, а мы всех ваших девочек перевербуем. Будет в полку сексуальная революция…