Задрапированный в восточное облачение, он скрывал свою истинную сущность. Его речь на фарси с неизбежным акцентом могла показаться разновидностью диалектов, столь обильных среди афганских племен. Его манера передвигаться, кланяться, запахивать накидку, прижимать руку к сердцу выдавала в нем афганца. И только кому-то незримому, глядящему из небес, была известна его истинная, скрытая под покровами сущность, подлинная цель, заставившая оказаться у обочины утреннего, ведущего в Герат шоссе.
Он не сразу заметил велосипедиста, бесшумно катившего, с развевающейся накидкой. Ноги в шароварах упорно давили педали. Наклоненная вперед голова с рыжеватой бородой, в черной чалме покачивалась в такт упругим движениям. Поравнявшись с Суздальцевым, он взглянул на него, еще и еще раз, блеснув белками, и переднее колесо несколько раз вильнуло. Велосипедист выправил руль и, отвернувшись, покатил, удаляясь, в черном плаще, с солнечным мерцанием спиц.
Суздальцев испытал тревогу. Слишком бесшумно подкрался велосипедист. Слишком пристально, с радостным блеском белков взглянул на него, словно узнал. Велосипедиста уже не было, а тревога оставалась, постепенно переходила в странное чувство, словно это уже было когда-то. Пустынная утренняя степь. Вдали незнакомый, полный опасностей город. Он, странник, то ли купец, то ли разведчик сидит у дороги, и чьи-то зоркие, злые глаза узнали его под тюрбаном и восточной накидкой. Все это казалось сном. Явилось из бесконечно удаленного времени, из зимней ночной избушки, где беленая печь, пушистая тень белки, и он, сидя у заиндевелого оконца, пишет свой юношеский, не увидевший свет роман о страннике, которого поманили вдаль сказочные дворцы и мечети.
Со стороны Герата на шоссе раздался легкий стрекот кузнечика. Появился экипаж, похожий на нарядную табакерку. Моторикша — узорная кибитка, словно расшитая шелками тюбетейка — на трех колесах катила по голубому асфальту, управляемая возницей. Приблизилась к Суздальцеву и остановилась, дрожа бахромой с забавными шариками, звездочками, колокольчиками. Возницей оказался Ахрам в чалме и хламиде, черноусый, с пунцовыми, расплывшимися в улыбке губами. Из глубины кибитки наклонился Достагир, теперь уже в афганском облачении, но не в том, какое носят простолюдины, а в том, в котором щеголяют зажиточные горожане. Бархатная зеленая шапочка, шитая серебром. Вольно висящий шелковый халат, под которым виднелась рубаха и брюки, остроносые блестящие штиблеты.
— Здравствуйте, товарищ Суздальцев, — белозубо улыбнулся Достагир, приглашая взглядом занять место в кибитке. — Вы настоящий афганец. Вам только не хватает мотыги или кетменя.
— Или десять овечек рядом, — засмеялся Ахрам.
Суздальцев встал с обочины, оглянулся по сторонам и нырнул в кибитку, почувствовав, как она просела под его тяжестью. Мотор затрещал, и они, развернувшись, покатили в Герат.
— Как завершилась вчерашняя операция в кишлаке Зиндатджан? Что показали задержанные? — Суздальцев вдавливался в глубь повозки, не желая себя обнаружить, прижимая локтем кобуру с пистолетом.
— На допросе показали, что из Ирана пришла группа из десяти человек. Назвались торговцами, желающими приобрести изделия из гератского стекла. Главного торговца зовут Вали, средних лет, с рыжеватой бородой. По виду военный. Арендовали машину, чтобы везти в Иран купленный товар. Возможно, для перевозки ракет. Все десять двумя группами ушли в Герат и не возвращались. Пока все.
Суздальцев на мгновение вспомнил велосипедиста, прокатившего мимо по шоссе. Его черное покрывало, яркие белки и рыжеватую бороду. Свою моментальную тревогу, которая вновь повторилась и погасла.
— Насколько надежен ваш источник Фаиз Мухаммад? Можно ли ему доверять?
— Он бывший вертолетчик. Душманы убили близких. Сошел с ума. Но теперь поправился. Его друг живет в Деванче. Рассказал про ракеты. Подробности он готов сообщать только вам.
— Где состоится встреча?
— На рынке, в чайхане «Тадж». Конечно, это не Тадж, не дворец. Обычная чайхана. Место проверили. Безопасность обеспечена. Конечно, в той степени, в какой это возможно на рынке. Ахрам расставил своих людей.
— Мои люди — твои люди. Будем брать Вали. Будем брать ракеты, — бодро отозвался Ахрам, управляя коляской.
Они катили по пустому шоссе, обсаженному соснами, мелькали красные корявые стволы, серебристая хвоя. Степь утратила мертвенный пепельный цвет, умягчилась, брызнула зеленью. Ветер, залетавший в коляску, стал влажный, бархатный, пахнущий водой и травой. Река сочно сверкнула, заструилась протоками, солнечной рябью на перекатах, листвой на прибрежных кустах.
— Гератский мост, — произнес Достагир, когда они пересекали реку. У моста, с обеих сторон, были вырыты окопы, смуглые лица афганских солдат поворачивались им вслед из-за касок. — Душманы хотят взорвать, а мы не даем.
Суздальцев заметил ствол пулемета, обращенный к реке. Спрятав корму в кусты, стоял транспортер. От коричневых солдатских лиц, от металлических касок, от вороненого ствола пулемета брызнула тревога, полыхнула опасность, и Суздальцев остро ощутил враждебность чужой природы. Голубая вода, сочная зелень, стайка взлетевших птичек отталкивали его от себя.
Вдоль дороги, указывая на близкое предместье, потянулась низкая глиняная изгородь, и за ней молодая сочная зелень, какая бывает в горшочках на Пасху с проросшим овсом, и глаза стали искать расписные яички. Изгородь превратилась в высокую глинобитную стену, окружавшую жилище. Над стеной возвышался шершавый глиняный купол, словно затвердевший пузырь. Из него сочился голубоватый дымок. Сладко пахнуло горящей сосной. Перед домом стоял человек в складчатой накидке, с бородой, в чалме. И вид его был благодушен и не вызывал опасений.
Потянулись мастерские, вывески с названием аграрных хозяйств и строительных складов. Мелькнули красные самоходные комбайны советского производства, голубые тракторы «Беларусь». Поленницы с аккуратно распиленными стволами горной сосны. Жерди, сложенные в высокие островерхие пирамиды. Предместье укрупнялось домами, кровлями, снующими вдоль дороги людьми. И они въехали в Герат, словно стали частью огромной шумной карусели, взлохмаченно-пестрой, музыкальной, мелькающей.
ebooksa