Но взрыва не последовало.
Вместо этого тюремщик холодно улыбнулся.
— Я не стану обсуждать с вами подобные вопросы, господин Шерфилд. Это возможно только с равными. А вы ни в коей мере не являетесь мне ровней. — Говоря, он медленно поглаживал гладкую поверхность стола. Потом посмотрел Иэну прямо в глаза. — Вы гость в этой стране, сударь. И ваше пребывание здесь полностью зависит от моего долготерпения. Советую учесть на будущее.
У Иэна перехватило дыхание, и от удивления он замолчал. Неужели ему позволят остаться?
Холодная усмешка сошла с тонких губ начальника тюрьмы.
— Вам нужно еще многое узнать о той роли, которая вам теперь отводится в ЮАР, господин Шерфилд. Мы, африканеры, — это не какие-нибудь слабохарактерные и нищие негры, почитающие вас, журналистов, за богов. Нам глубоко плевать, что вы и вся ваша братия бумагомарак думает о нас и нашей политике. — В бледных, немигающих глазах тюремщика появился фанатичный блеск. — Лишь Господь Бог может судить нас за наши действия, совершаемые нами во имя спасения народа.
— В таком случае, почему бы вам не вышвырнуть всех нас из страны и разом покончить с этим? — Иэн слышал, как Ноулз что-то пробормотал, призывая его помолчать.
Африканер набычился.
— Заверяю вас, сударь, что если бы мне предоставили право решать, я с удовольствием отправил бы вас в вашу забытую Богом страну первым же рейсом. Но… — Он развел руками. — Похоже, у вас и вашего приятеля нашлись высокие покровители. Так что на этот раз я буду милостив. Вы можете идти. И немедленно! — Тюремщик кивнул на дверь и тут же опустил глаза на папку с документами, лежавшую перед ним.
Все еще не веря своему счастью, Иэн бросился к выходу, но по пути вспомнил о поврежденном оборудовании. Зеленоглазые ребята в Нью-Йорке будут очень недовольны, если они с Ноулзом не приложат все усилия, чтобы найти способ оплатить необходимые запчасти и ремонт. Это старая песня: если ты ходишь у боссов в любимчиках, то можешь отправиться во Францию на курорт, оформив это как исследовательскую работу. Но горе тому, кто, находясь на плохом счету у начальства, запросит больше, чем обед в местном «Макдоналдсе».
И тогда он решил снова испытать судьбу. Резко обернувшись, он слегка отступил в сторону, чтобы следовавший по пятам охранник не налетел на него.
— Еще одну минуту, господин начальник. А как будет с камерой и звукозаписывающим оборудованием? Кто заплатит нам за вещи, которые уничтожили ваши головорезы?
Бур резко вскинул голову. Хотя и до этого он не проявлял особой любезности, всячески демонстрируя свое презрение к американцам, Иэна потрясло выражение дикой ненависти у него на лице.
— Немедленно убирайтесь отсюда! И скажите спасибо, что поломали только ваше проклятое оборудование. Его-то можно починить, а вот головы и ребра чинить гораздо сложнее. — Гневное выражение сошло с лица тюремщика, уступив место спокойной, холодной злобе. — И не попадайтесь мне больше, господин Шерфилд. Это будет весьма глупо с вашей стороны. Надеюсь, я ясно выражаюсь? — Он повернулся к охране, стоявшей по обе стороны от него. — Вышвырните их вон, пока я не передумал и не приказал бросить их обратно в камеру!
Ненавидящие блеклые глаза бура следили за ними, тока у них за спиной не захлопнулась дверь.
Оба молчали, пока не оказались за главными воротами полицейского суда. Молчание нарушил Сэм Ноулз.
— Боже мой, Иэн. Напомни мне подарить тебе мой экземпляр книги
Иэн выдавил из себя невеселый смешок.
— Извини, Сэм. Я научился пользоваться ножом и вилкой в приличных ресторанах, но никто и никогда не научит меня держать язык за зубами перед начинающими гестаповцами, вроде этого ублюдка.
— Да. — Ноулз легонько похлопал его по плечу. — В следующий раз, когда нам в грудь упрется дуло автомата, помни, что осторожность всегда считалась лучшей добродетелью. Сделай это для меня, хорошо?