— Господа, — неожиданно произнес он с пафосом, — мы, конечно же, попали в затруднительное положение. Но я надеюсь на ваше благородство и думаю, вы меня не бросите одного.
— Ради бога, Вадим Григорьевич, — раздраженно произнес Андрей, он то и дело поглядывал на небо, не видно ли там вертолета-доносчика, а тут еще вице-мэр со своим скулежом. — Вы при Кольцове не говорите «господа», не любит он господ.
— Что? — не понял Картунов. Когда жизнь в опасности, не до идеологий. Что же, придется поучить уму-разуму захолустного чиновника.
— Вадим Григорьевич, — как можно спокойнее проговорил я. — Если мы вас даже бросим здесь посреди поля, это не решит наших проблем. Мы много уже знаем, а поэтому опасны, и нас будут преследовать с вами или без вас. Единственно верный выход — это войти в сговор с Гестапо и сдать ему беглого вице-мэра. Наверняка, чтобы повязать нас на крови, Хрохмин заставит нас умертвить беглеца, притом публично. — Слушая меня, Акулов пытался сдержать улыбку, а лицо Картунова, которое я мог видеть в зеркале заднего вида, стало ядовито-желтым и перекошенным от страха. — Вы же понимаете, Вадим Григорьевич, что своя жизнь, как своя рубашка, себе ближе. Да и «замочить» человека, как вы догадываетесь, ни для меня, ни для Андрюхи не проблема. Проблема в другом: мы уже так погрязли в этом деле, что они нас самих вряд ли оставят в живых.
— Да и деньги вы нам должны, — наконец не выдержав, громко заржал Андрюха, я тоже не мог сдерживаться. Поняв, что мы говорим не всерьез, Картунов расслабился.
— Шутите, — с облегчением произнес он, — а я уже думал, конец. Хотел прочитать молитву, так не знаю ни одной.
— Не беда, на старости лет пойдете в монастырь, там научат, — успокоил вице-мэра Андрей. Картунов вспыхнул, видимо, желая ответить что-то колкое, но сдержался.
Тем временем мы въехали в лес и запрыгали на ухабах и выбоинах колеи.
Быстро темнело, и нам следовало как можно дальше углубиться в лес, выключить фары. Лес становился все гуще, пожалуй, сейчас мы попали по назначению. Хоть и отбрасывали раньше идею Андрюхи пересидеть где-то некоторое время, все-таки придется.
Наконец мы достаточно углубились в лес и въехали на развилку. Одна дорога была хоть и разбитая и перерытая колесами машин в дождливую пору, но наезженная, другая, едва заметная среди деревьев, уходила в сторону от основной и терялась за поворотом.
— Что будем делать? — притормаживая, спросил Акулов.
— Сворачивай. — Я указал на малоприметную дорогу. — Нам сейчас надо быть подальше от людей.
За поворотом мы выехали на просторную поляну, где стояло несколько изб. Некоторые были полуразрушенные, с обвалившимися крышами и стенами, смотревшими на нас черными провалами выбитых окон.
— Ну? — Акулов вопросительно поглядел на меня.
— Баранки гну, — буркнул я, понимая, что это не ответ. — Поезжай вперед. Если хутор нежилой, перекантуемся здесь.
Хутор встретил нас мертвой тишиной, как будто по кладбищу едем. Полуразрушенные избы, повалившийся забор с редким штакетником, высохшие стебли какой-то дикой растительности. Правда, кое-где попадались следы автомобильных протекторов, и довольно свежие. Но меня это не насторожило, мало ли, может, кто любовью приезжал сюда заниматься, подальше от людских глаз, или за стройматериалами. Живет еще в наших людях жажда разрушать чужое, чтобы строить свое.
Миновав несколько развалин, в прошлом называвшихся человеческим жильем, мы выехали на небольшую площадь в центре хутора. Здесь за руинами брошенного жилья открылось большое крытое подворье с большим деревянным домом под черепицей и с белыми ставнями. Возле ворот, прикрывающих въезд на подворье, стояла лавочка, на ней сидели трое мужчин и, театрально закинув ногу на ногу, курили.
— Вот тебе и раз, — вырвалось у меня. Надежда, что хутор необитаем, не оправдалась. Теперь следовало решить, что делать дальше.
— Прямо как аксакалы из «Белого солнца пустыни», только ящика с динамитом не хватает, — рассмеялся как-то натянуто Андрей, потом, повернув голову ко мне, спросил: — Ну что, вертать назад?
Мне бы сразу сообразить: какой дурак будет курить на такой холодрыге, чинно сидя на лавочке, да еще на ночь глядя. Но я привык во всем доверять своему подсознанию, которое в момент опасности выдавало порцию трупного запаха. А тут не учуял ничего подобного и расслабился, а зря…