— Да что ты — затопишь ведь все, — Георгий улыбнулся.
— Я… жить не хочу больше. Не могу!
Раскатистое «гэ» безошибочно выдало в девушке землячку.
— А ты шо, из Самостыйной будыш?
Девушка, всхлипнув, помолчала.
— Из Донецкой области.
— Ну, так и шо, така гарна дывчина слезы льет?!
Рыдания пошли на спад, но контакта все еще не было. Девушка молчала. Понимая деликатность момента, Георгий присел рядом и вытащил из кармана, купленную на закусь, шоколадку.
— Вот, держи и не плачь.
Девушка машинально протянула руку, и Георгий поймал ее за ладошку.
— А руки у тебя холодные, давно сидишь?
— Давно.
— Что потерялась?
— Нет.
— А что тогда?
Девушка молча вытирала слезы.
— Да, ладно, перестань. Я ж тебе в батьки гожусь. Что у тебя стряслось?
— Сбежала.
— Вот так номер. От кого?
Слово за слово, разговор, как весенний ручей по обмелевшему руслу, понемногу пробивал коросту недоверия. И вскоре Туфтяй знал все.