Последний грех

Пашка не проронил ни звука. Шапиро вздохнул, взял миску с тумбочки и, зачерпнув ложку супа, отправил в рот.

— По моему, замечательный суп. А ты разве не хочешь? Здесь морковка, вермишель, курятина. Мм, не суп, а объедение. Хочешь попробовать?

Эффект был нулевой. Марк отложил миску и почесал кончик носа: «Да уж — тяжелый случай. Одними прибаутками не обойдешься. Нужно что-то другое, не стандартное».

— Ладно, раз ты не хочешь ни есть, ни разговаривать, значит, тебе что-то не нравится. А не нравится, как я думаю, то, что тебя заперли здесь одного. Так?!

Пашка молчал. Не дождавшись ответа, Марк решил продолжать, в какой-то момент бунтарь должен был откликнуться.

— Молчишь?! Значит, так оно и есть. Что ж, я, пожалуй, скажу Карпычу и, он переведет тебя в общую спальню. Чтобы ты с ребятами познакомился, обжился. А, если исправишься: начнешь есть и слушаться, то разрешу с другом твоим — Максимом поселиться в одной комнате. Ну что, ты согласен?

Марк ждал. Предлагая уступку, надеялся, что пацан заговорит или хотя бы знаками даст понять, что согласен. Но тот молчал. Выждав с минуту, Марк разочарованно вздохнул, встал и вышел.

Карпыч ждал в коридоре с немым вопросом.

— Не знаю даже. Молчит и все тут. — Марк размышлял. — Знаешь, что, а давай-ка завтра его в первую спальню отправь. Попробуем, может, в коллективе очухается. А вечером, ты стариков по клиентам, а этого опять сюда.

Усач недоверчиво скривился.

— Сигизмундыч, да ты что? Серьезно что-ли?

— Вполне.

— А если что-нибудь выкинет? Он ж того, со странностями.

— Ничего. Друг же его… ну, с кем он приехал — не выкинул. Почему же этот что-нибудь должен выкинуть? Или у тебя есть другие варианты?!

Карпыч недоуменно развел руками.

— Видишь. И у меня нет. Значит, надо попробовать.

— Ну, смотри. Под твою ответственность.

Вставать Пашка тоже отказывался. Карпыч рыкнул на него, но звуки, казалось, прошли мимо и бесследно впитались в стену. Не привыкнув к такой непочтительности, усач покраснел, намахнулся и влепил бунтарю звонкую оплеуху. Но, даже, как пушинка, слетев на пол, Пашка не проронил ни звука. Словно кинули не человека, а бездушную сломанную куклу. Карпыч наклонился и, пытаясь заглянуть ему в глаза, сплюнул.

— Ублюдок паршивый! Если, я сказал встать — значит, встать! Если я сказал, лечь — значит, лечь! А, если ты в уши долбишься, то я тебя вылечу!

От удара в живот Пашка непроизвольно сложился пополам. Зажавшись в калачик, он обхватил голову руками, поджал ноги и по-прежнему молчал. Карпыч покраснел еще больше. Насилие, не раз выручавшее его, в этот раз не помогала. Пацана можно было забить до смерти, но от этого, казалось, он не станет более послушным. Осознав это, Карпыч схватил строптивого за шею и потащил прочь. Уже из коридора, распахнув дверь спальни, швырнул его, словно кутька.