Старики переглянулись.
– Давно, – сказали в один голос. – Уже и не упомним.
Они, похоже, действительно ничего не знали. Мать поднялась и вышла на кухню, загремела посудой.
– А вы, значит, из Москвы, – начал неторопливый разговор старик.
Точно, не знают ничего.
– Из Москвы, – подтвердил Корнеев.
Весь дальнейший разговор он знал наперед. Как Москва? Да, я там бывал. В таком-то вот году. Большой, конечно, город. И очень непривычно. У нас-то лучше будет, пожалуй.
Корнеев вздохнул. Его не столько тяготило знание того, о чем будут говорить, сколько неведение базылевских родителей о покушении на сына. Теперь все будет дольше и сложнее, чем рисовалось прежде.
– Вы вместе работаете? – внезапно спросил старик.
– А? – вскинулся Корнеев, выпутываясь из сплетения мыслей.
– С Толиком вместе работаете?
Про старшего сына спрашивал.
– Да, – поспешно подтвердил Корнеев.
Старик кивнул. Что-то мелькнуло там, в его глазах, но Корнеев поначалу не разобрал.
Появилась мать, расстелила на столе опрятную, но очень старую, в заплатах, скатерть.
– Посидим, – сказала мать. – Чтоб все было по-людски.
Строго посмотрела на мужа и поджала губы. Через минуту она снова на кухне громыхнула посудой. В этих звуках что-то чудилось Корнееву, какая-то нарочитость.
– Молодежь забывает стариков, – внезапно сказал отец Базылева. – У вас-то отец есть?
– Есть.
Старик кивнул. На его лице почему-то обозначилась печаль.