Иванов захлопал глазами, явно не зная, что ответить.
– Ты не шофер! – голосом гипнотизера произнес Калюжный. – Ты офицер ФСБ. Прекрасно разбирающийся в бизнесе. Ты нас учил, ты мне лекции читал, и лекции были не про двигатели внутреннего сгорания и не про солярку, а про очень серьезные вещи, в которых я лично в тот момент совсем не разбирался. И тогда, когда ты лекции читал… Это ты от основного занятия отрывался ради нас… А на самом деле ты большую и серьезную работу выполнял… Ты государев человек, ты на государство работал… И мы тебе не враги, ты пойми… нам государство поручило, у нас с тобой один хозяин, и мы ему служили. И если у тебя с головой все в порядке, если ты все прекрасно понимаешь и просто таишься от нас…
Калюжный всмотрелся с надеждой, но увидел только растерянный взгляд недалекого очень человека, у которого за плечами класса четыре образования и тридцатилетний водительский стаж, и этот взгляд чрезвычайно раздосадовал Калюжного. Он не сдержался, выругался в сердцах, и Иванов вжал голову в плечи, будто ожидая, что его сейчас станут бить. Вид затравленного человека отрезвил Калюжного. Он поднял руки, будто прося собеседника успокоиться, и сказал, стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче:
– Я не враг! Пойми!
Помолчал, размышляя, до какого предела откровенности он может дойти в разговоре с Ивановым. Как там говорил знаток и врачеватель человеческих душ Илья Горецкий? Чтобы заставить проснуться память, нужно все проговаривать в подробностях, рассказывать человеку, что такое он есть на самом деле. Ему надо давать как можно больше информации о нем самом – в надежде, что хотя бы отдельные зерна прорастут и что-то даст толчок к тому, чтобы вспомнить все.
– Мне государство поручило разыскать деньги, которые ты спрятал, – сказал Калюжный. – Тоже, кстати, по приказу государства… Прятал ты их, в смысле… И ты их так надежно спрятал, что мы их никак найти не можем.
– А большие деньги-то? – с недоверчивым видом уточнил Иванов.
– Двадцать пять миллиардов долларов.
– Мама о чем-нибудь догадалась? – спросил Корнышев.
– Не-а! – ответила Катя и засмеялась озорно.
Она вела машину по улицам ночной Айя-Напы: море огней, в ресторанах меж столиками мечутся неутомимые официанты, группки туристов перетекают из одного заведения в другое, повсюду гремит музыка. И похоже, что угомонятся все не раньше пяти-шести часов утра. То ли разлитое в воздухе возбуждение неспящего курорта кружило голову Екатерине, то ли она до сих пор пребывала под впечатлением от недавнего блицвизита в Москву, то ли присутствие Корнышева на нее так подействовало, или все это, вместе взятое, делало ее счастливой – не разобрать.
– Меня так и подмывало рассказать обо всем Никифору! – призналась Катя. – Но я сдержалась.
– Что же вас остановило? – дружелюбно улыбнулся Корнышев.
– То, что я пообещала вам молчать, – с неожиданной серьезностью ответила Катя.
– Спасибо, – просто сказал Корнышев.
Закончилась бесконечная череда отелей, дорога вырвалась на простор, где не было ни домов, ни людей, ни машин и где царила ночь, у которой свет фар их машины отвоевывал лишь маленький клочок серой ленты шоссе, да отражались белым и красным цветом наклейки на бело-черных столбиках ограждения, отчего казалось, что две цепочки светящихся огней протянулись слева и справа от дороги. Их машина летела по пустынному шоссе, метались в свете фар и погибали самоубийцы-насекомые, врывались в открытые окна потоки свежего пахучего воздуха, и при полном молчании своих седоков машинка примчалась на каменистую площадку, за которой уже никакой дороги не угадывалось, а чернел провал. Корнышев успел увидеть в свете фар маленькую церковь, и тут же Катя остановила машину, погасила фары, заглушила двигатель, и Корнышев услышал возбужденное дыхание близкого моря.
Море волновалось. Было слышно, как впереди, совсем близко, бьются о скалы волны, рассыпаясь на мириады брызг, и эту соленую взвесь приносило ветром.
– Очень жалко, что мы приехали сюда не на восходе, – сказала Катя. – Это мыс Греко, здесь так приятно бывает встречать утро. Идемте, здесь есть лестница.
Они вышли из машины и пошли в направлении церкви, силуэт которой угадывался на фоне звездного неба. И море теперь, когда глаза пообвыклись с темнотой, уже не казалось черным, его отбеливали барашки волн, и было видно, как волнуется море.
Здесь берег круто обрывался, и вниз вела лестница, на мокрые ступени которой шагнули Корнышев и Катя. Лестница уводила вправо вниз, и оттуда, справа, доносился сильный гул. Пройдя немного по лестнице, Корнышев не столько увидел, сколько угадал во тьме там, внизу, крохотный пятачок берега, где то ли галька была, то ли песок, а вокруг – вздымающееся к небу и бушующее море. Высокие волны обрушивались на этот пятачок и разбивались с грохотом о скалы, вода вскипала и пенилась, в воздухе висела густая пелена просоленной сырости, стоял несмолкающий гул, и бушующее в ночи море казалось иллюстрацией к истории какого-нибудь кораблекрушения. Завораживающе, волнующе и жутковато.
ebooksa