– Он не в палате с вами был?
– Нет. Первые сутки я спала. Перетряслась во время родов, а потом отключилась. Вроде и не сплю. Тут болит, там болит, только повернешься – боль везде, а глаза открывать не хочется. Хочется, чтобы оставили в покое. А потом, когда пришла в себя, у меня молока не было. Так что ребенка мне приносили только посмотреть.
– А чем же малыша кормили?
– Молоком. Грудным. Там женщина лежала. Из местных. У нее как раз тоже мальчишка родился. Она и начала кормить двоих. Хорошая такая женщина. Людой ее звали. Так что у нашего Алеши есть сейчас где-то молочный брат.
Вечером на площадке для барбекю развели огонь. Проскуров лично зажаривал по-воробьиному мелкие тушки перепелов. Здесь же находились Виктория, Алеша и няня, Петя Проскуров и Алексей Алексеевич. Этот наспех организованный пикник со стороны выглядел как прощальный семейный ужин. Таким он, впрочем, и был. Виктория и Алеша вскоре отбывали за границу, а Проскуров-старший с сыном уезжали в Муром, и оттого под проступившими на летнем небе звездами всем было грустно и чуточку тревожно, как часто случается с людьми перед дальней дорогой.
Через какое-то время Проскуров передоверил свои поварские обязанности Пете, а сам взял на руки Алешу и разговаривал с ним, показывая на огонь, на улетающие к небу искры, и на небо, постепенно пропитывающееся чернотой близкой ночи.
Мальчику пора было ложиться спать. Но, прежде чем его и няню отпустить, Проскуров затребовал Китайгородцева. За ним послали. Когда Китайгородцев пришел, Проскуров сказал ему при всех:
– Ты едешь с Викторией Александровной и Алешей. Их безопасность – целиком на тебе.
Для Китайгородцева это не было новостью. Документы на визу для него подали еще несколько дней назад.
– И Алексей Алексеевич с вами поедет, – сказал Проскуров. – Он там будет за старшего.
А вот это был сюрприз. До сих пор ни о чем подобном даже речи не было. Наверное, сегодня все решилось. Проскуров приставил к жене опекуна, надежного и проверенного человека. Как свекровь. Или как евнух. Чтобы честь жены была вне подозрений.
Алексей Алексеевич при словах шефа даже бровью не повел. Значит, с ним это уже обсуждали. В курсе он. И морально к поездке готов.
– Тебе понятно? – спросил Проскуров, поскольку Китайгородцев до сих пор молчал.
– Так точно! – по-военному четко ответил Китайгородцев.
Проскуров поцеловал Алешу и передал его няне. Не без сожаления. Кажется, он с удовольствием оставил бы мальчишку здесь, на пикнике, если бы не столь позднее время.
Китайгородцев впервые видел Проскурова проявляющим искренние, добрые чувства к кому бы то ни было.
– Проводи их, – велел Китайгородцеву Проскуров.
Китайгородцев пошел вслед за няней. Никто не последовал за ним.
Вошли в дом. Многие светильники были включены, но огромный дом пустовал – прислуга покинула его до завтрашнего утра, а единственный охранник скучал в холле первого этажа.
Китайгородцев проводил няню наверх, до дверей детской спальни. Здесь няня поблагодарила его кивком, дав понять, что его присутствие теперь необязательно. Они распрощались. Китайгородцев пошел прочь. Он слышал, как за его спиной закрылась дверь детской. На всякий случай оглянулся. Действительно, никого. Он направился в комнату Пети. Дверь оставил открытой – для того, чтобы в случае чего услышать шаги на лестнице. Комнату он осматривал быстро, приблизительно представляя себе, где необходимо искать в первую очередь.