– Хорошо, – сказал декан. – В таком случае будем опираться на объяснительную, написанную доцентом Лопотухиным Александром Евгеньевичем.
Придвинул лист бумаги, написанный нервным торопливым почерком, повел пальцем по строчкам, вычитывая то, что, по его мнению, было наиболее значительным:
– Двадцать восьмого марта… после лекции… поинтересовался у студентки Звонаревой Полины, на какой стадии находится подготовка реферата… реферат не готов… я напомнил, что отсутствие реферата означает несдачу зачета, но тут студентка Звонарева обратилась ко мне с просьбой поставить ей зачет…
Лопотухин на своем стульчике совсем обездвижел и превратился в памятник самому себе, а декан продолжал читать монотонным бездушным голосом:
– Ссылаясь на трагические событии, случившиеся в ее семье… невозможность написания реферата… идя навстречу ее просьбе и одновременно сознавая, что нарушаю существующие инструкции, предписывающие… поставил зачет, но одновременно предупредил о том, что реферат все равно необходимо написать и представить его в следующем семестре… студентка Звонарева, по неизвестным причинам полагая, что предъявляемые к ней требования необоснованны, заявила, что делать этого не собирается, а когда я упрекнул ее в неадекватной реакции, совершенно неожиданно, без какого-либо повода с моей стороны, ударила меня по лицу в присутствии многочисленных свидетелей… список свидетелей прилагается…
Декан, хотя и читал текст ровным, ничего не выражающим голосом, тем не менее все больше и больше мрачнел и под конец уже был чернее тучи. Он вообще не любил неприятности, а такое вот, чтобы прилюдно преподавателю по лицу, – это случилось впервые на его памяти.
– Что вы можете сказать, Звонарева, по поводу написанного?
– Ничего, – равнодушным голосом ответила Полина.
Лопотухин сидел истуканом. Для него сейчас решалось все. Знал, что кто-то из них двоих ответит за случившееся – или он, или Звонарева.
– То есть все так и было, как здесь написано? – осведомился декан.
Сухостью в голосе он демонстрировал, что никакие эмоции не будут приниматься в расчет, значение имеет только то, что написано. И пускай Полина на лопотухинскую бумагу ответит своей, более весомой.
Полина только пожала плечами в ответ.
– Того, что дали волю рукам, я думаю, вы не отрицаете, – сказал декан. – Весь вопрос только в мотивации.
Как будто он хотел дать Полине шанс.
– Я ничего писать не буду, – сказала она.
Единственное желание – быстрее бы все это закончилось.
– Вас отчислят, Звонарева.
Декан посмотрел без сочувствия, но и без недоброжелательства.
– Я могу идти? – спросила Полина.
– Вас отчислят! – повторил декан.