– Я уеду отсюда, Андрюха, – сказал Шаповал, нервно катая по столу хлебный шарик. – Полная отставка, понял?
Ничего не понявший Воронцов на всякий случай промолчал.
– Когда я с ней переписывался, мне все иначе представлялось. Думал, что мы друг друга отлично понимаем и надо только встретиться, вместе побыть. А оказалось, что все это – только мои мечты. Понимаешь? У нее и в мыслях ничего такого не было.
– Бывает, – осторожно поддакнул Воронцов.
– Хорошая у тебя сестра. Но не для меня она, видно, – горько сказал Шаповал.
Так вот он о чем, оказывается.
– Может, еще и наладится, – постарался нащупать верную дорожку Воронцов.
– Насильно мил не будешь, Андрей. Я же вижу – у нее ко мне не лежит душа. Мне даже показалось, что она меня боится.
– Боится?! – вскинулся Воронцов.
– С ней как-то истерика приключилась. Ей приснилось что-то, я ее хотел успокоить, а она – в крик. Это необъяснимо. Понимаешь? Слова здесь ни при чем, все происходит на уровне подсознания – так мне представляется.
– Да-да, – пробормотал Воронцов. – Так бывает, я тоже слышал.
– Ты надолго сюда?
– Я? – растерялся Воронцов. – Не знаю, если честно. Как получится.
– Вместе уедем, – объявил Шаповал и скрипнул зубами.
В его взгляде была боль. Он умел страдать, оказывается. Воронцов удивился, обнаружив это.
Вернулся с балкона Смирницкий. Он выглядел бодрее, и даже лицо его порозовело.
– Я больше не пью, – сказал он.
– А я больше не наливаю, – парировал Шаповал.
И тут раздался звонок в дверь.
– Светлана! – сказал Шаповал и обернулся к Воронцову. – Иди, встречай сестренку.