Он переминался в прихожей, не зная, что предпринять, когда открылась входная дверь. В квартиру шагнул понурый лопоухий подросток. Скорее ребенок.
— Мам, я пришел! — крикнул он с порога.
Голицын пригляделся и решил, что больше он никогда и ничему не станет удивляться. Перед ним был Тузленок.
— Здорово, — протянул руку Голицын. — Давно не виделись.
— Ух ты! — воскликнул паренек. — Поручик! — И тут же спохватился: — А ты как меня нашел? А чо тебе надо?
Тон его стал хотя и не враждебным, но пугливо-настороженным.
— Батя твой просил заглянуть к вам, привет передать, — успокоил он пацана.
— А что же ты мне там, на дамбе, не сказал? — все еще недоверчиво спросил Тузленок.
— Откуда же я знал, что ты сын Виктора?
Из ванной комнаты показалась Клавдия. По ее лицу уже нельзя было бы сказать, что она только что плакала.
— Петя, мой руки и обедать, — распорядилась она и посмотрела на Поручика. — Тебя тоже касается.
Борщ был невероятно густым, с жирной поджаркой, густо заправленный сметаной. Поручик намазал на кусок черного ноздреватого хлеба слой горчицы, отправил в рот и поперхнулся.
— Ядреная, зараза!
Все засмеялись. Клавдия, глядя в тарелку, осторожно спросила:
— Как он там?
— Скучает, — ответил Поручик. — Я бы даже сказал, тоскует…
Она отложила ложку.
— Господи, ну почему он такой дурак? Дома он тоскует по своему морю, а в море — по дому…
После домашних котлет с макаронами и абрикосового компота Поручик предложил помыть посуду.
— А то я что-то совсем замучился от безделья.