— Расскажи, — попросил Костин.
— Я не люблю их вспоминать. Жестокие, кровавые, зачастую лишенные всякого здравого смысла и логики. Примитивные и мерзкие…
— Все же почему люди шли на такую работу?
— Ну, знаешь, прежде всего, привлекал заработок. Он держит любого. Второе — тоже понятно: возможность украсть мясо и каждый день кормить семью. Наши люди без этого не могут, воруют напропалую. На этой работе не только зеленые юнцы, а и сдержанные, спокойные мужики, не обидевшие дотоле никого, вскоре становились совсем иными — вспыльчивыми, драчли-выми, скандальными. А самое удивительное, тупели на глазах. Многие, придя на эту работу непьющими, стали изрядно выпивать. Теряли бывших друзей, даже семьи.
Жить с такими под одной крышей невыносимо. У них нет ни совести, ни жалости. Нужны долгие годы, чтобы люди этой профессии отошли от всего, вернулись в человечью личину. Но… Даже в глубокой старости не исключены рецидивы. И прошлое выскакивает наружу, подтверждает, что исцелить невозможно. Их характер приглажен, болезнь приглушена, но не излечена полностью. Это не под силу нашей медицине.
— Скажи, а все-таки чем они отличаются от других? Ведь сам говорил, что иные, несмотря на заработки, уходили с той работы. Оставшиеся чем от них отличались?
Видишь ли, запомнилось мне накрепко одно дело, связанное с бойцом мясокомбината. Вероятно, особой жестокостью. Хотя мы с преступлениями подобного рода сталкивались нередко, и каждое удивляло, коробило не просто бессердечием, а свирепостью. Но это дело потрясло всех, — закурил Казанцев. И, глядя в костер, рассказал:
— Этот мальчишка рос хиляком. Тщедушный, болезненный, он редко выходил во двор поиграть со сверстниками. Его частенько колотили даже девчонки. Он отлеживался дома, потом снова выползал во двор. Лупили его, скажу тебе, не без причины. Он был отменным сплетником и ябедой, интриганом. В школе своих одноклассников выдавал учителям. Увидит, кто из мальчишек курит в туалете — тут же настучит. Шпаргалки высвечивал. Не стыдился позорить девчонок. Вот и ненавидели его.
Жил он с матерью в однокомнатной квартире. Все годы вдвоем. Мать родила его, когда самой почти сорок лет стукнуло. Она работала простым бухгалтером, а потому шиковать не приходилось. Женщина едва успевала латать дырки. А сынок подрастал, стал требовать то кожаную куртку, то джинсовый костюм. Магнитолу и видик захотел. Мать из сил стала выбиваться. Взмолилась. Но сынок уже удила закусил, не хотелось ему отставать от сверстников. Назревал конфликт. Женщина отказывала себе во всем, чтобы купить сыну то, о чем просит. Сама оборвалась совсем, стала терять силы от истощенья.
И кто знает, чем бы все закончилось, если б ее сына не выгнали из училища, куда он поступил после школы. Ведь додумался мерзавец сыпануть девчонке за пазуху горсть тертого стекла. Та с неделю в больнице провалялась.
— А за что он ей напакостил?
— Приглянулась. Да взаимностью не ответила.
Так вот, оставшись на улице, он решил подражать блатным. Отрастил бабьи волосы до пояса, серьгу стал носить. Нет, он не связался с педерастами. Может, потому, что те его не признали. Но скорей всего их опередили — ему подсказали пойти в бойцы. Сосед по лестничной площадке сжалился над матерью. Сам на этом предприятии много лет работал. Вот и убедил, что мужиком станет, зарабатывать будет хорошо. Любая девка за ним побежит хоть на край света. Последнее особо парню понравилось.
— А почему его в армию не взяли?
— Забраковали в военкомате. Кучу всяких болячек обнаружили. А на бойне на такое не обратили внимания. Этот хлыщ прямо вписался в бойцы. Полюбил свое дело. И один за двоих управлялся. Понятно, платили ему очень неплохо.
Стал этот хмырь выпивать, бегать на дискотеки. Свел дружбу с такими же лохматыми психами. Но те лишь внешне держались раскованно. Этот же посчитал, что наступил его звездный час и теперь надо пользоваться всякой минутой жизни.
Он зарос до того, что стал похож на барбоса. Познал путанок. Матери же не давал ни копейки. Та и не просила, не ждала помощи. Лишь об одном умоляла — не позорить, привести себя в порядок, постричься, чтобы не походить на овцу. Да сынок посылал ее матом за такие советы.
Однажды женщина пригрозила, что подстрижет его спящего. Он ответил, пусть только попробует — тогда пожалеет. Но как бы там ни было, мать сдержала слово. И у спящего пьяного сына вырезала клок волос. Прямо спереди, чтоб не смог дальше ходить таким безобразным, привел бы себя в порядок, — Жора закурил новую сигарету, руки его заметно дрожали.
— Мать легла спать. А под утро проснулась оттого, что ее связывают. Сынок заволок ее на кухню, толкнул па стул. Привязал. На плите кипел чайник. Этот подонок влил матери в рот весь кипяток. Не дал возможности продохнуть, крикнуть, позвать на помощь. Так он наказал мать — единственного на земле родного человека. Он не простил ее и не смирился, не раскаялся на суде. Сказал, мол, случись это сегодня, поступил бы точно так же…
— Садист гребаный! Такому даже расстрел — награда, — вытер участковый вспотевший лоб.
ebooksa