Хозяйка, услышав комплимент, мигом расцвела, подобрела, разулыбалась. Поставила перед Славиком кружку молока, кусок пирога отрезала:
— Ешьте на здоровье! — предложила радушно.
Рогачев отказывался, ссылаясь на плотный завтрак,
но хозяйка пообещала обидеться за неуваженье. Пришлось уступить.
— Мой мужик, как и другие, всяких баб навиделся и перепробовал прежде, чем со мной остепенился. Я ему все прошлое подрезала.
Рогачев усмехнулся краешками губ. Вспомнил недавний разговор с Ириной Лапшиной, подумал: «Наивная простота. Пока ты дома сидишь, твой благоверный стольких сучек в кустах изомнет».
А женщина продолжала:
— На первых порах и мой трудно отвыкал от холостяцкой жизни. То к друзьям, то в пивнушку завалится. Оттуда уже теплый выходит. Ну да я его сразу в оборот взяла, запрягла так, что дышать стало нечем. Не то что в закусочную, по малой нужде отскочить некогда. Перестала с ним нянчиться, жалеть его. Чем больше трясешься над мужиком, тем скорей его теряешь. Так моя мамка всегда говорила. А она жизнь знает…
— Да уж вашему грех обижаться! А работать приходится много, что поделаешь! Копейка даром никому не дается, — сочувственно вздохнул Славик.
— Во! И хозяин приехал! Легок на помине! — глянула в окно баба. Следователь увидел, как во двор въезжает грязный, запыленный самосвал. Водитель выскочил из машины, закрыл ворота. И, вымыв руки во дворе, разулся на крыльце, вошел в дом.
Славик, увидев его, — онемел от удивления. Какие двадцать пять лет! Водителю, даже при беглом взгляде, было не меньше сорока пяти. Худой, низкорослый, с потными косицами волос, прилипшими ко лбу, он никак не походил на Сашку, описанного Лапшиной.
Рогачев поначалу растерялся. И спросил:
— Скажите, вы давно купили эту машину?
— Месяца еще не езжу. А что?
— У кого приобрели?
— Да у Николая Иванова купил. По дешевке!
— А с чего он ее продал? — поинтересовался следователь.
— Старым сделался. Болеет часто, — сел хозяин к столу. Жена тут же стала кормить его.
— Сколько ж ему лет?
— Иванычу? Уже семьдесят. Лет десять за баранку не садился. А раньше, по молодости, ох и лихачил! После войны стал шоферить. Да простыл. Теперь уж на приколе сидит. Как путевый старик.