— Почему же он с тобой не расправился? В больницу привез.
— Ему велели доставить партнершу. Без того самому лекарства не продавали. О том он сказал по дороге сюда и клялся всеми потрохами, что все равно убьет, — задрожала Ирина.
— Здесь бояться некого, если, конечно, не сбежите из больницы в город! — успокоил следователь.
— Не только выйти, выглянуть боюсь за ворота, — созналась Ирина.
— Скажите, сколько ему лет?
— Точно не знаю, но с виду не больше двадцати пяти.
— Он русский?
— Похоже на то.
— А почему тогда, еще в первую встречу, о нем промолчали?
— Он не грозил убить. А тут увидела, что не только припугнуть, но и впрямь угробить сможет. Хотя в тот день, когда узнали о смерти Женьки, о Сашке почему-то забыли.
— Лукавите, Ирина! Если все было, как говорили, о нем первом должны были вспомнить. Забыть его нереально. Так почему промолчали? — насторожился следователь.
— Запамятовала…
— Ложь! Он оплатил вам это молчание. Обеим. И вы до поры не говорили. Но либо не все деньги отдал, либо продолжал истязать, и вы устали. Но все обстоит не так, как вы говорите. Много событий не увязываются друг с другом. Впрочем, в ходе следствия все так или иначе раскроется, — сказал Рогачев, собрав свои записи, сделанные походу разговора.
— Я сказала все, как было. И Сашка никаких денег не давал за молчание, — вспыхнули красными пятнами щеки Ирины.
— Вы часто виделись с ним после смерти Жени?
— Всего один раз.
— Он увозил вас?
— Когда меня, когда Наташку!
— И не возник разговор о Евгении?
— С ним не поговоришь. Не тот человек. Он, кроме себя, никого не признает. Да и кто мы для него? Он не только с нами путался. Его все девки знают. Даже старухи, каким уже по двадцать лет. С ними начинал мужиком становиться. С нами озверел.