— Броситься к первым встречным ментам в самом поселке, вот что! Вряд ли мы там с ними разминемся.
— А ты, я вижу, собрался топать прямиком через поселок, да? Умник! Скажи спасибо, что мы вообще доехали сюда. Кто-то из нас двоих очень счастливый, Михей. Сейчас я могу признаться тебе: я не верил, не верил в удачу с того самого момента, как случился первый «сбой». Ну с маршрутом, менты…
— Не верил?!
— И чем дальше, тем больше, — подтвердил Граф сказанное. — Просто поддерживал тебя. У нас ведь не было ни единого шанса. Ни единого! — повторил Граф. — Ты относишься к той породе людей, Михей, которая нуждается в поддержке, не отрицай. И когда она есть, ты — гений и незаменим. Опять же временами, — уточнил Граф и улыбнулся. — Сейчас, считай, мы почти дома. Я чувствую это кожей. Полоса риска осталась позади нас, вроде так.
— Но в лесу мы сломаем себе шеи! Там же ничего не видно: коряги, болота, ручьи, поваленные деревья. Ждать до утра нельзя. Мы должны во что бы то ни стало пройти Ослянку как можно скорее, до рассвета, — убеждал я его.
— Это ясно и дураку, но за Ослянкой — снова лес.
— Просеки, подполковник говорил. Ты просто не знаешь, что это такое. Лесовозы возят напиленный поселенцами лес не по воздуху. По грунтовке. Дорог в лесу достаточно, а лес валят далеко, от пяти до двадцати километров вглубь. Мне рассказывали, я в курсе. Сейчас время сплава, все поселенцы работают на зимних штабелях, идет сброс леса. Машин на этих дорогах нет, людей тоже. За один день мы сможем пройти сорок, а то и все пятьдесят километров, если встанем в пять-шесть утра.
— Встанем! Надо сперва лечь. Интересно, как мы вообще будем спать? Мы же не одни…
— Что-нибудь придумаем. На худой конец поспим одну ночь со сменкой, а дальше «потеряем» их, пусть идут назад.
— А если они успеют подойти к поселку раньше, чем мы дойдем до Свердловского тракта? — спросил он. — А?
— Хорошо, продержим их две ночи, тогда точно не успеют.
— Странный ты человек, Михей, ох странный… Посчитай, сколько трупов за нашими спинами? Скольких убил ты лично?
— И что? — Я уже понял, к чему он клонит.
— А то, что ты жалеешь этих троих, рискуя почем зря. Суд не зачтет тебе это, не жди.
— Дело не в суде, Боря. Я никого, понимаешь, никого не убивал с наслаждением, просто уж так случилось. Если я не буду жалеть их, я перестану жалеть и тебя. Ты этого хочешь?
— А ты меня жалеешь? — смеясь спросил он. — Не знал, не знал.
— Ты все понял, не понтуйся. Я поклялся, Граф. Поклялся водиле, что не убью его! Клятв нельзя нарушать. Так ведь?
— Нельзя, но ведь нарушают, еще как нарушают. Только зачем клялся? Тебя что, заставляли? С каких делов?
— Он очень просил, не верил, мог выкинуть какой-нибудь фокус. Пришлось…
— Но бабе и менту ты не клялся, Михей, — тут же нашелся Граф.