В бегах. Цена свободы

— Им — нет.

— То-то же. Не толкай мне мякину. Что ты предлагаешь конкретно?

— Конкретно предлагаю пройти краем Ослянки, вот что. Она уже виднеется, смотри… — Я показал рукой вперед. — Огни… Другого поселка тут нет.

— Но там менты, это же поселение, та же зона! — воскликнул он.

— Не та же, а поселение… Разница есть, Граф, маленькая, но все же есть.

— Хорошо. Подойдем поближе, решим. Не торопи события.

Он замолчал, а я думал над его словами о трупах. Вряд ли он не понимал, почему я жалел этих людей. Зачем считать? Я помнил всех, кого мне пришлось застрелить. Но в любом случае, даже если речь идет о профессионале-киллере, пока в тебе остается хоть одна, последняя капля че-ло-ве-че-ско-го, ты еще человек. Ты еще не отделился полностью от всего человечества и принадлежишь к роду людей. Людей, а не зверей. Так уж устроен человек: судьба судьбой, а мысль есть мысль. И лишь после того, как ты отпустил все тормоза, лишь после того, как поймал себя на мысли: «Мне никого не жаль, люди — ничто», ты перестаешь быть человеком. Отныне в тебе живет смерть и каждый встречный и дальний интуитивно чувствует в тебе зверя. Энергия, обращенная против людей, возвращается к тебе черной ненавистью, и ты сожалеешь, что не успел убить больше. Ты как бы утверждаешься в истинном сатанизме, понимая, что дороги назад уже нет. Ты не видишь другого выхода, как только убивать, уничтожать тех, кто является живым, пока еще живым укором тебе и таким, как ты. Живое вызывает в тебе отвращение, ты жаждешь крови, как настоящий вампир, и только кровь, теплая человеческая кровь приносит тебе хоть какое-то пусть временное, но все же успокоение.

Глава двадцатая

Машина, брошенная нами на дороге, волновала не только меня. Да, мы спихнули ее в кювет, но не затолкали в лес. Это было слишком утомительно и долго, да к тому же мешали деревья, молодняк — они росли прямо на обочине, за ней.

Водила переживал за свою собственность, мы с Графом думали о ментах. Утром ее обязательно заметят, обнаружат, и дай бог, чтобы это были какие-то шофера или поселенцы. Жена водилы наверняка уже спохватилась и бросилась на поиски мужа. Он подтверждал это сам: «Должна». Менты конечно же будут искать его машину, и, когда им позвонят с Ослянки и скажут про найденную на дороге тачку, они защекотятся: «А где же шофер?» Да, они могут подумать иначе — угон, ограбление, загул, но не исключено и другое. Тем более та «фея»… Кто знает, где она сейчас и с кем говорит? Может, лежит до сих пор связанной в доме, а может, и нет. След явно оставлен, что и говорить. Как мы ни мудрили, а ниточка за нами тянулась, да еще какая! Теперь нас не так легко поймать, на такой-то территории, но все же.

Подойдя к Ослянке на довольно близкое расстояние, мы удивились ее размерам. Поселок величиной километр на километр, не более. Несколько двухэтажных бараков в стороне — для зэков, одноэтажные аккуратные домики в центре и на другой стороне — для ментов. Никаких ограждений и запреток мы не заметили, но забор, точнее, его останки все же сохранились. И то не везде, а кое-где, местами. Поселение было довольно хорошо освещено, особенно в центре, там, где находились вахта и штаб. Так нам пояснил подполковник, когда мы настоятельно попросили его «жевануть» нам что к чему. Через десять — пятнадцать минут мы знали более чем достаточно, конечно при условии, что он не врал и не загонял нас в угол умышленно.

В бараках свет горел лишь в некоторых окнах — усталые зэки спали без задних ног. Зато в других строениях и домах светящихся окон хватало. Даже не верилось, что в этой в полном смысле лесной глуши может кто-то жить и быть довольным своей жизнью. Где-то вдали, в самом конце поселка, должна быть река, мы ее пока не видели, там было темно. Если бы она текла к Свердловску, если бы! Бери на «прихват» катер или чью-то моторку — и через два часа ты будешь ой как далеко. Но река текла в другую сторону, к зонам, туда, где уже ждали волоки с лесом, в десятки тысяч кубов каждый. Белое золото, хлеб многих и, конечно же, чья-то смерть. Граф еще ничего не решил, слушал себя, раздумывал. Вокруг и в самом поселке было в общем-то тихо, лишь кое-где лаяли псы. Кого-кого, а псов здесь хватало, я в этом не сомневался. Во-первых, мясо, собачатина — деликатес для зэков, во-вторых, собаки — лучшие помощники ментов, охранники их домов. Когда вокруг тебя находятся пятьсот — шестьсот воров, хулиганов и грабителей, которые отнюдь не питают к тебе симпатий и знают, где твой дом, весьма легко остаться без имущества. Шкаф и кровать, разумеется, не потянут, а магнитофон, видик и ружье — запросто. Еще лучше залезть на почту, в магазин, кассу. Сигнализации нет, постройки все как одна деревянные. Гуляй не хочу. Для этого на поселениях и держат псов. Их кормят гораздо лучше, чем зэков, и если кто-то действительно счастлив в этом глухом раю, то это, конечно, псы. Подойдя к какому-то вагончику, стоящему рядом с деревянной будчонкой, мы не рискнули топать дальше и на некоторое время сошли с дороги. Лес здесь был редкий, тонкая береза и сосна, но с дороги он не просматривался. Это нас устраивало. В принципе мы вполне могли обойти этот поселок — побили бы изрядно нога, но обошли, однако мне не хотелось терять понапрасну силы и время. Такой обход отнял бы у нас часа полтора, а то и два. Вот почему я так настаивал на коротком пути. Но Граф был мудрее меня, он не хотел рисковать за здорово живешь и на йоту. Тем более где? В ментовском поселке. В то время, когда мы почти достигли цели и оторвались от преследования.

— Нет. Никаких окраин и тропинок, — сказал он как отрезал. — Идем только лесом и чем дальше от поселка, тем лучше.

И мы пошли. Когда мы наконец обошли эту злосчастную Ослянку, я хорошо понял и представил себе, чего будут стоить нам остальные восемьдесят километров. Мое лицо и руки были исцарапаны в кровь, побитые ноги гудели. Идти временами приходилось в полной темноте и надо было успевать еще смотреть за пленниками. С Нинкой, куда ни шло, было легче — она мелькала своей светлой юбкой, и ее бы мы не упустили. Но вот подполковник и водила могли ускользнуть, запросто. Их темную одежку разглядеть не так-то легко. Ориентировались по сумке, которую они несли, — она была светло-голубой в красную полоску. Конечно, мы старались не отставать, шли в трех-четырех метрах от них, но иногда задерживались, запинались, даже падали. Ночь не день, увы. Пройдя по узкому, грубо сколоченному из досок мостику через речку — в том месте она была чуть шире, чем мосток, — мы очутились «за границей». Еще рывок, и эта «граница» разъединит нас с поселком до делов. Нам оставалось пройти самую малость, туда, где река вновь обретала широту и стремительно несла свои воды вдаль. Переплыть ее там можно только на катере, человеку это не по силам.

— Ну наконец-то! — воскликнул Граф, когда мы снова вышли на дорогу. Это была именно та дорога, о которой я говорил ему перед самой Ослянкой. Она вела в глухой лес, туда, где зимой и летом работали зэки. Наверняка на нашем пути будут зимовья и тепляки, будки и разные подсобки. Пока идет сплав, там никого нет, можно и переночевать. С комфортом! Мы радовались от души, благодарили вырвавшуюся из-за туч луну, а наши пленники, наоборот, скисли. Скисли и очень устали. Я не могу сказать, сколько килограммов провианту находилось в сумке — семь, восемь, десять, — водила упаковал нас, как велели, но когда ты несешь два с лишним часа любой, пусть и килограммовый груз, он начинает катастрофически тяжелеть. Мы их предупреждали, но джентльмены держали стояк и упорно не желали привлекать к «общественно-полезному» труду даму. Сама она, ясное дело, не напрашивалась. Наш подполковник прямо-таки упрел: очевидно, последние двадцать лет он не носил ничего тяжелее портфеля с бумагами.

Пройдя километра два-три по дороге, мы с Графом настолько расслабились, что начали прикалываться друг над другом. Мы были похожи на двух резвящихся пацанов, которых наконец-то отпустили погулять на улицу. Ушло неимоверное напряжение, вот как можно было назвать наше состояние. А когда напряжение уходит, человек чувствует себя на всю десятку. Мы прощали себе эти маленькие шалости, ибо имели на это право. Не знаю отчего, то ли от нашего дурачества за спинами пленников, то ли от их собственного, нерадостного, настроения, но наши носильщики вдруг разом взбунтовались. Нина их, конечно, поддержала.

— Дальше мы не пойдем, — заявил нам подполковник, и его поддержали остальные.

— Не пойдем, — поддакнули они хором.

Чертовщина! Такого эпизода в нашем с Графом сценарии не предусматривалось. Даже водила, самый благоразумный из них, и тот! Неужели договорились по дороге? Скорее так, чувствуется чья-то рука, точнее, «метла». Подполковник, он, больше некому. Зараза! И тут ментовскую агитацию проводит, ин-струк-тирует! «Чтоб ты сдох, козел!» — выругался я про себя, но вслух ничего не сказал.

Сбоку от нас что-то хрустнуло, а затем в чаще раздался сильный треск, такой сильный, что мы испугались. Граф с ходу схватился за автомат и припал на колено, я последовал его примеру.