И заметил, что лицо Аннинского просветлело. Он улыбнулся мне кончиками губ:
– Боюсь сглазить, но все вроде бы неплохо. Послезавтра их выписывают из роддома.
– Все забываю спросить: как назвал мальчишку?
– Витькой.
– Виктор Витальевич, – я изобразил руками весы, на чаши которых положил два похожих имени. – Звучит неплохо.
Мы замолчали. Официант принес мне рюмку водки и отошел к противоположному краю стойки, чтобы обслужить нового клиента. Теперь мы могли говорить вполголоса, не боясь быть услышанными.
– Ты просил навести справки о пропавшем без вести человеке, которого назвал Шатеном, и дату его исчезновения: 24 октября прошлого года.
– Все так, – ответил я.
– Так вот, до конца октября 2010 года «Бешеные псы» насчитывали в своих рядах восемь человек – это было зафиксировано камерами наружного наблюдения, об этом говорят показания очевидцев. Вооруженное ограбление ювелирного магазина 9 ноября, то есть спустя две недели после исчезновения Шатена, бандиты совершили всемером: Розовый, Синий, Оранжевый, Блондин, Коричневый, Белый, Брюнет. Клички бандитов знает каждый бомж, так что нечему здесь удивляться. Ты вышел на след банды, и это «Бешеные псы» убили твоего осведомителя?
Я развел руками:
– Когда нечего сказать, скажешь и «да».
– Тогда какого черта ты прибеднялся?
– В каком смысле – прибеднялся? – сузил я глаза. И сам же ответил на свой вопрос: – Тебе мало раскрыть глухаря, тебе подавай глухариную стаю!
Меня задело это аннинское «прибедняться». Вот чего я никогда не делал, так это не прикидывался бедным и несчастным! Это Виталик прикинулся сегодня этаким скитальцем, и весь его облик выражал неприязнь ко мне, как будто я приносил ему одни несчастья.
– Тебе нужна причина, по которой я что-то скрыл от тебя?
– Не заводись, Паша. Твои неприятности в Столярном переулке еще не закончились.
– Чего ты добиваешься?
– Чтобы все твои дальнейшие ходы были известны мне. Если потребуется, ты распишешь их на бумаге. И так будет длиться до тех пор, пока я не скажу «хватит».
Я не узнавал в этом человеке своего бывшего сослуживца. Мне не верилось, что он заразился неизлечимым штаммом, результат разрушения которого сводился к поговоркам вроде «хороший мент – мертвый мент», «мента могила исправит», и так далее. Я часто контактировал с операми, следователями, прокурорами и не видел проказы на их лицах; люди как люди, каждый со своими достоинствами и недостатками.
– Вот что я скажу тебе, Виталик, – я смотрел ему в глаза и видел перед собой завшивевшую овцу. – С этого момента можешь забыть про Ольгу Губайдуллину: ее труп нашли, но может статься, без меня не найдут ее убийц. Вот ты лично на это не надейся. И про банду забудь: она была неуловимой, таковой и останется. Может, их поймают – лет через пять, но ни тебе, ни другому оперу это чести не прибавит: долго ловили.