Бешеная стая

22
18
20
22
24
26
28
30

– Зоя рассказала мне все, – сообщил мне парень.

– Все, что знала, – уточнил я.

– Мне хватило и этого. Я бы не стал останавливать своих людей, если бы узнал, кто ты, еще вчера. Они бы обломали тебе ребра в любом случае.

– Но они этого почему-то не сделали. Может, выпьем чего-нибудь из бара хозяйки? Он, кстати, на первом этаже. Здесь же ванная и туалет. Спальня на втором. Кровать очень удобная.

– Обойдешься без выпивки.

Он подошел к горке, которая терялась в этом большом помещении, и налил себе коньяка. Мне на помощь спустилась Зоя. Она лично налила мне рюмку, и я выпил ее в один глоток. Я отлично понимал Юрия, поскольку днями раньше столкнулся с точно такими же чувствами: Зоя едва не съездила мне по роже. Чего же ждать от этого парня?

– Об этой встрече ты тоже доложил моей?

Мне пришлось уточнить:

– Твоей старухе?

Его глаза налились кровью. Броситься на меня ему не дала Зоя, ее молодое, сочное тело и его искренние чувства к этой женщине, – он понял это быстрее, чем я ожидал от него: мне не пришлось давать ему отпор, а потом снова вступать в бой с его гладиаторами. Совсем коротко это звучало так: он много раз ходил на сторону от своей старухи, но услышал об этом впервые. Прямо загадка природы какая-то.

– Нет, я ей не звонил. Но позвоню, когда мне будет нужно повидаться с Зоей.

– Подонок! – сорвался он на крик.

– Подонок обломал бы вам кайф. А мог бы запустить пивной полторашкой, в которую мочился, следя за вами из машины, вам в гостиничный номер. В отличие от тебя, я видел абсолютно все.

– О чем вы говорите? – прикрикнула на нас Зоя.

– Откуда мне знать? – пожал я плечами. – Лично я сегодня уяснил одну вещь: этот парень не Розовый. Что-то ближе к Синему.

Я ушел по-английски, не прощаясь.

Боксер спросил меня, куда ехать-то, – я покачал головой, вкладывая в этот жест многое: никуда ехать не надо, посиди молча, мне не мешай.

Я понял и другую вещь: я еще не остыл после ссоры с Виталием Аннинским. Он был неправ в той же степени, что и я. Мы оба погорячились. Он требовал свое, я отстаивал свое. Он смотрел на мир через свои очки морали, я через свои. Мне не стоило распускать руки. Я часто об этом забывал и часто же считал свое умение драться последним аргументом. И все же я не до конца разобрался в этой ситуации. Мне понадобилась еще минута, чтобы понять очевидное: Аннинский охладел ко мне не потому, что я не хотел с ним по-братски поделиться, а потому, что не захотел делить с ним риск. Он действительно беспокоился за меня, как за брата, и скрывал эти чувства за сухими фразами: все мои ходы должны быть доступны ему, мои неприятности в Столярном еще не закончились. Он не хотел помешать мне на официальном уровне. А его слова «они грохнут тебя» прозвучали не без горечи – это я отметил только сейчас. Он всегда был моим напарником и не забыл этого, а моя память оказалась девичьей.

Я позвонил ему прямо из машины. Аннинский рассмеялся:

– Я знал, что ты позвонишь. У тебя всегда хватало ума извиниться перед человеком. Как насчет нажраться сегодня вечером?