Лед пересел к нему поближе и, бесцеремонно взяв за ухо, шепнул:
– Что ты разгоняешься, мямлишь? Говори, если что надо! У тебя что-то есть? По глазам вижу, что хочешь что-то мне сообщить. Или опять какой косяк или прогиб за тобой? Отмазывать в очередной раз не буду, не в масть.
– Да нет… Я тут подумал. Тебя ведь посадили с конфискацией?
– Так у меня ничего и не было.
– У меня тоже. Дело в том, что мне дали срок… не за то.
Вот тут Илья крепко схватил Вишневецкого за плечи и крепко тряхнул:
– Ну? Ты это сейчас к чему сказал? Мне твое прошлое, мое прошлое и особенно наше совместное прошлое вот уже где стоит!.. – Он взял себя двумя пальцами за горло.
– Ну почему же совместное? Я хотел рассказать о своем личном прошлом. Дело в том, что меня действительно посадили не за то. Если бы меня не посадили, то я попал бы в состав археологической партии, которая должна вскрывать могилу самого Тамерлана…
– Тебя ветерком не прохватило? Шпалу на тебя не роняли?
– Н-не роняли. Я не стану сообщать тебе подробностей. Достаточно того, что не все найденное мы сдавали по описи… куда положено. Во-первых, там сидел этот хмырь… эта скотина… этот жалкий недоучка….
– Ну, я понял. Замечательный гражданин Фомичев, проверявший на антисоветчину тексты первого тысячелетия.
Борис Леонидович смахнул с лица пот:
– Он самый! Там вот, за два дня до ареста я обнаружил очень ценную находку. Она, конечно, ценна и с научной точки зрения, но, думаю, и в денежном эквиваленте стоимость будет очень внушительной. Словом, в пласте потенциального захоронения я нашел ларец, а в нем монеты, камни и драгоценности эпохи… Впрочем, какая разница, какой эпохи? Для этих ценностей нет понятия времени!
– Ясно, – после паузы сказал Илья, – не вынесла душа поэта, как вот недавно у местного сочинителя блатной лирики Клепы, которому отбили почки. Пробуете на себя роль аббата Фариа, а мне, соответственно, щедро отмеряете роль Монте-Кристо? Жалко, в условиях Советской России такие условности давно и безнадежно не канают. Тем более, – добавил он выразительно, – даже если бы вы говорили правду, это ничего не меняло бы. Вспомните, сколько нам еще сидеть. Особенно – мне. Насколько я понимаю, вы мне предназначали эти щедрые дары. Для какой-нибудь благородной цели, типа отдачи в общак для грева на зонах пацанов и братвы? Ох, Борис Леонидыч…
– Да хоть и в общак, – угрюмо отозвался Вишневецкий. – Я так понял, что ты мне не веришь, Илья.
– Да верю я тебе… – пробормотал Каледин. – Только тебе, может, в этом тухлом месте и верю. Разговоры в пользу бедных. Груда веков, Тамерлан… Мне самому будет, как Тамерлану, когда я отсюда выберусь. Ему-то, поди, уже не нужны деньги?
Оба долго молчали. В гулком воздухе далеко и упруго разносились крики начальника режима лагеря старшего лейтенанта Дурного (с ударением на первый слог – дал же бог фамилию!), распекавшего нерадивых зэков. Мимо прошмыгнула стайка заключенных, покосилась на сидящих на бревне людей, но, различив лицо Льда, поспешила испариться.
Наконец Борис Леонидович сказал:
– Про Тамерлана – это была моя мечта. Увидеть подлинного эмира Тимура, по костям черепа воссоздать его исторический облик… Конечно, все это сделают, пока я сижу вот тут, а если что-то и помешает эксгумировать тело великого завоевателя, то… то меня теперь все равно никто не допустит к настоящей работе. А может, и хорошо, что мечта никогда не сбудется. Есть предание: кто потревожит прах Тамерлана, тот выпустит демонов войны, и начнется самая страшная война в истории. Я слышал это предание в Самарканде в чайхане…
– Надеюсь, в ответ ты успел любезно рассказать о своей ценной находке, Борис Леонидович?
ebooksa