— Тогда — за нас.
— Ой-ей-ей… — Она улыбнулась. — Мы что, в загс завтра идем?
— Выпей.
Он достал пачку «Мальборо» и щелкнул зажигалкой.
— Чего это гуляешь сегодня? Денег заработал?
— Ага, заработал. Кать, знаешь, я хочу тебе сказать — возможно, нам придется скоро расстаться.
— В каком смысле?
— Я могу уехать. Надолго.
— Слушай, объясни наконец, что происходит?
— Ничего, Катя, ничего. Просто я люблю тебя.
— Ну, я тебя тоже люблю, а что за трагедия-то?
— Да нет, не бери в голову. Никакой трагедии. Это я так, устал просто очень.
— А куда ехать-то собрался?
— Еще не знаю.
Катька села на диван рядом с Алексеем, обняла его за плечи и прошептала на ухо:
— У тебя неприятности? Лешенька, скажи, что с тобой?
— Ну, неприятности.
— Лешенька, все пройдет. Все будет хорошо. Не расстраивайся. Я тебя люблю, миленький мой, красивый мой…
— Налей, пожалуйста.
Катька вскочила, быстро наполнила обе рюмки, потом мгновенно сбросила с себя юбку, стянула через голову белую рубашку и села верхом Алексею на колени, обхватив его за шею руками. Он обнимал Катьку, гладил по спине, чувствовал ее теплую небольшую грудь под черным кружевным бюстгальтером — ее тело было знакомо ему до мельчайших родинок, он помнил каждую выпирающую на худых боках косточку, форму лопаток, помнил ее запах и ощущение в пальцах от гладкой, атласной кожи. Она выгнулась назад, взяла двумя руками рюмки из-за спины, одну вручила Алексею и, сказав: «Не пролей», — освободившейся рукой стала расстегивать его джинсы.