– У отца сестра в Кракове, за учителя замуж вышла, говорила, когда тут совсем худо станет, чтобы мы к ним перебирались. Оттуда, думаю, уехать можно будет. Выход всегда найдется, были бы деньги, продукты, а хозяйство у нас большое, при немцах землю отцовскую нам вернули.
– При немцах, значит, хорошо живется?
Впереди уже маячила деревня.
– Я этого не сказала. Они людей убивают… – Марта повернулась к Михаилу. – Слушай, оставайся у нас. Замли много, а рабочих рук не хватает. У нас родственник в комендатуре писарем служит, тебе документы сделает. Вроде бы ты из города пришел, чтобы заработать, подкормиться. А?
Прохоров смотрел в глаза Марте и понимал, что согласись он, то девушка уже через месяц-другой не оттолкнет его, когда он попытается ее обнять. И свадьба потом будет, и дети у них родятся. Марта даже подалась к нему чуть заметно, словно качнуло ее немного.
«А вдруг и сейчас не оттолкнет?» – мелькнула мысль.
Михаил приподнял руки, но тут же почувствовал, что ему помешает обнять обрез в рукаве. Ответить не успел. От деревни к ним бежал мальчишка и кричал. Что именно, Прохоров не понял, но разобрал два слова: «Муса» и «партизаны». Марта переменилась в лице.
– Он сказал, что по дороге от Лунинеца Муса к Борейшикам своих головорезов ведет. Все на болотный остров уходят прятаться, пошли скорей и мы. Туда Муса дороги не знает. Через топь не проберется. Если только кто-нибудь из наших его не проведет.
– Ты иди, а я остаюсь. Это моя война, – произнес Прохоров тоном, не терпящим возражений, взял Марту за ладонь и приложил ее к своей щеке.
Девушка инстинктивно отдернула руку.
– Ой, я тебя камнем поцарапала! До крови, – испугалась она, словно это было самым страшным, что могло случиться в этот день. – Сейчас платок достану.
По дороге Пинск – Лунинец катил черный легковой «Мерседес» в сопровождении четырех мотоциклов с автоматчиками. На заднем сиденье машины сидел штандартенфюрер и сверялся с картой. Кончик остро отточенного карандаша дошел до развилки.
– На Борейшики здесь. Направо сворачивай, – приказал эсэсовец шоферу.
Картеж свернул на лесной проселок и покатил уже не так быстро.
– Минут через десять на месте будем, – усмехнулся штандартенфюрер.
Эсэсовец уже представлял себе, что сегодня же вылетит с аэродрома под Пинском прямо в Берлин, чтобы доставить недостающую часть коллекции графа Прушинского Герингу.
Но человек предполагает, а судьба располагает.
Под самым автомобилем громыхнуло. Столб пламени и песка ударил в днище, «Мерседес» подбросило и перевернуло. Из-за деревьев полетели гранаты, застрочил пулемет.
Автоматчики, бросив мотоциклы с колясками, залегли и открыли ответный огонь. Завязался бой. Чудовищная какофония сотрясала лес. Воедино сливались гортанные немецкие команды, русский мат, уголовная феня, предсмертные хрипы, автоматные очереди и взрывы гранат.
Минут через десять бой сам собой затих. Последний живой немец бросил автомат, в котором не осталось ни одного патрона, и поднял руки над головой, из раны в плече густо вытекала кровь. Из зарослей осторожно выбрались двое уцелевших партизан. Муса и молодой карманник. Командир направился к немцу.