Суденышко попало в западню, и сомнительно, что течение могло его освободить. В этом был определенный плюс – во всяком случае, не придется рубить плот.
Признаков засады возле катера не наблюдалось. Он поплавал взад-вперед, мотая нервы и рискуя угодить на ланч к местным рептилиям, потом вскарабкался по канату на бак. Первым делом подобрал «глок», валяющийся под бортом, давешние «пещерные» люди не нашли для себя в этом изделии ничего интересного. Присев на корточки, пересчитал патроны в обойме. Пять штук. Жить становилось не лучше, но веселее…
«Посторонних» тел на катере не было. Всех унесли – и своих, и чужих. Остались пятна крови, но определить по ним, что случилось после того, как его не стало на катере, было невозможно. А гадать – занятие неблагодарное. Валялись автоматы с пустыми магазинами. Возникла мысль спуститься в «оружейную комнату», покопаться и поискать патроны. Идея оказалась наивной. Попутно выяснив, что на катере отсутствуют как мертвые, так и живые существа, он потянул на себя дверь каморки капитана. И в ужасе отшатнулся – невыносимо несло разлагающейся человеческой плотью! Вопили глаза покрытого трупными разводами Фергюссона: немедленно выйди! Он плотно придавил дверь, чтобы не разносились вредоносные миазмы, не выдержал, опустошил желудок прямо у каюты. Пулей помчался на свежий воздух…
Позднее он снова спустился вниз, но теперь держался подальше от каюты капитана.
В одном из шкафов в кают-компании отыскалась сухая одежда подходящего размера – плотные джинсы, немаркая рубашка в зеленоватую клетку, неплохо сочетающаяся с джунглями, истоптанные берцы из натуральной кожи. Он забросил за плечи рюкзачок из водостойкой ткани, в который сложил несколько банок консервов, перочинный нож, две бутылки с питьевой водой, припрятанные Мэрлоком, действующий фонарик, несколько упаковок бинтов. Ссыпал туда же содержимое аптечки, не глядя на названия лекарств. И снова, прежде чем покинуть катер, неприкаянно болтался по палубе, выгоняя из головы вчерашние «мизансцены» и черные мысли. Внимание привлек плоский предмет в чехле, валяющийся в мусоре на носу. Нагнувшись, он поднял сотовый телефон Станового, вероятно, выронил, когда сцепился с драчунами в перьях.
Только у Сереги в тот памятный вечер был при себе телефон (звонить из Порт-Морсби спецназу возбранялось), и то не в качестве средства связи, а в качестве камеры.
Дрогнуло сердце, Глеб вспомнил, что Серега на набережной снимал всю компанию, идущую в увольнение. Телефон работал, но сети, конечно, не было. Поколебавшись, он просмотрел последние снимки. Сердце защемило. Вся компания в сборе. Вот Глеб в мерцании вспышки на фоне фонариков – в обществе «удава» и кривляющейся «обезьянки».
Вот девушки, Катя улыбалась, поправляя непослушный локон. Блондинка, о существовании которой он уже забыл, смотрела в объектив с вызовом, демонстративно сексуально. Не мог он на это смотреть. Тоска взяла в оборот. «Робот» снова превращался в нормального человека, а это чревато для выполнения безнадежного дела! Скрипя зубами, он бросил телефон в рюкзак, затянул лямки, сунул в глубокий карман пистолет и начал выбираться на сушу.
Первым делом он хотел добраться до устья протоки, а потом уж отправиться вдоль насыпи к застрявшему барку. Но среди деревьев, произрастающих в воде, Глеб заметил кое-что интересное и сменил направление. Раздвинул ветки, опустился на корточки у кромки воды. Среди кустов запуталось перевернутое каноэ – одно из тех, что вечером потопили спецназовцы. В отличие от трупов, его не унесло течением – запуталось в зарослях, так же, как и катер. Рядом плавало весло – прямая деревянная палка и две обтесанные топором «лопасти», прикрученные стеблями вездесущего ротанга.
Пришлось раздеться, загрузить рюкзак одеждой. С пистолетом в зубах, Глеб вошел в воду, дотянулся до каноэ, подтащил к себе и, поднатужившись, перевернул. Бросил на дно весло, рюкзак, оттолкнул от берега маленькое суденышко (способное, однако, вместить большую компанию) и вскарабкался в него. Вычерпывать воду пришлось ладонями.
В ходе вчерашнего обстрела выдолбленное из ствола гигантского древа каноэ почти не пострадало, пробоин не было. Одеваться пришлось со скоростью новобранца, демонстрируя чудеса эквилибристики – суденышко сносило на стремнину и далее по течению, а ему нужно было в другую сторону. Учиться действовать веслом пришлось в процессе. Он двигался против течения, обливаясь потом, направил лодку в устье протоки, замаскированное кронами деревьев. Спустя минуту Глеб уже плыл по протоке, монотонно работая веслом. Пистолет, готовый к стрельбе, лежал на коленях.
До барка, где он хотел пополнить запасы, а заодно прогуляться по полю брани на предмет «нормального» оружия, было метров двести. Протока волнообразно петляла.
Лодочка плавно проходила изгибы, и, невзирая на некоторые неудобства, путешествовать на ней было приятнее, чем идти пешком. Неловко признаться, но Глеб испытывал удовольствие от прогулки.
Глинистые насыпи громоздились по берегам. Крохотные заливчики, заросшие травой.
Встретить человека, не замышляющего зла, Глеб не рассчитывал, однако это странное событие случилось. На берегу в миниатюрной бухточке кто-то копошился, стоя на коленях.
Издали было непонятно, чем занимается индивид. Глеб подплывал ближе. Мужчина покосился в его сторону, нейтрально ухмыльнулся и снова взялся за свое дело.
Объектом приложения усилий было пышное птичье гнездо, добытое, судя по всему, в лесу. Круглая штуковина, похожая на тюбетейку из веток и листвы, скрепленных птичьей слюной. Гнездо лежало на земле. Мужчина осторожно, чтобы не разбить, извлекал из него пятнистые круглые яйца и откладывал в сторону.
«Яйца откладывает», – подумал Глеб.
– Доброе утро, – поздоровался майор, подгребая к берегу.
– Не доброе и не утро, – проворчало нахохленное опухшее существо, в котором с трудом узнавался коммандер Мэрлок. – Но все равно, майор, я рад, что в этой местности, помимо меня, остался кто-то живой. Простите, я бы предпочел, чтобы это были мои парни, но пусть хоть так, чем никак.