– И тебе, – поднял я руку в ответ.
Зена резала на столе овощи для салата, Глицерин, прикусив язык, раскладывал оставшиеся шашлыки. Жаба и Конана не было – они укатили на микроавтобусе ранним утром.
Усевшись за стол, мы приступили к трапезе.
– Чьи владения? – кивнул я на покосившийся дом.
– Жабу прабабка оставила, – объяснил Афон. – Используем как базу и называем выселками. В окрестностях три калеки живут. Дороги хреновые. Ни электричества, ни газа. Поэтому безлюдно, что нам и надо.
– Бомбочки можно испытать – тут карьер заброшенный, – мечтательно произнес Глицерин. – Кстати, а где утренняя опохмелка?
– Хватит. Ни капли, – отрезал Афон.
– Ох, тяжко, – застонал Глицерин.
– Можешь взять пару бутылок пива, – сменил гнев на милость Афон. – Ты остаешься здесь. Дыши свежим воздухом. Отдыхай. Скоро пригодишься.
– Заметано, – обрадовался Глицерин и отправился в дом за оставшимся в холодильнике пивом.
Зена на меня смотрела без кокетства, твердо, как будто ничего между нами не произошло. Интересно, атаковала меня она по своему разумению или по указанию Афона, чтобы привязать? И на фига я пошел на эту связь?.. Потому что возжелал – это имеет место быть. Но куда важнее, что нельзя выходить из сценического образа.
– Куда едем? – спросил я, поднимаясь из-за стола.
– В Москву. Там по ходу увидишь, – сказал Афон. – Заводи тачку.
В Москву мы добрались через пробки и заторы часа через два. Столица встретила печным жаром и гарью.
По тротуарам ползали размякшие граждане. Водители, чьи машины не имели кондиционеров, уже были согласны отдать концы.
Мой «Форд» с трудом преодолел запруженный железными коробками на колесах проспект Мира, у Сухаревки вырулил на кольцо, потом в переулки.
– Куда едем-то? – спросил я.
– Да рули, – отмахнулся Афон. – Покажу.
– Я что, твой личный водитель? Скажи, куда надо.
– На Полянку.