– Мы прибыли в секретную тюрьму ЦРУ, чтобы выкрасть заключенного по фамилии Андерсон и доставить его на российскую территорию. Нам не сообщили, что это женщина. Люди, спланировавшие операцию, похоже, тоже об этом не знали. Но в вашей личности очень заинтересованы российские спецслужбы. Мы не знаем, что они собираются с вами делать, но выполнить задание мы обязаны. Что в вас ценного, госпожа Андерсон? Можете прокомментировать? – проговорил Олег.
Женщина задрожала, слезы полились из глаз.
– Послушайте, я ничего такого не знаю… это недоразумение… Меня зовут Джоанна Андерсон, я гражданка Египта… Вернее, у меня двойное гражданство, я из Англии… Мой муж Фазик Рахман учился в Гарварде, там мы с ним и познакомились, поженились… Несколько лет назад я переехала к мужу в Каир, мы жили в хорошей квартире в квартале Аль-Сабир, это в центре, недалеко от площади Тахрир… Я работала дизайнером интерьеров, посещала церковь коптов – это египетские христиане… Мой муж имел блестящее образование, я никогда не лезла в его дела. Даже их последняя революция нас практически не коснулась, муж просто поменял место работы…
И тут женщину прорвало. Да, ее муж Фазик Рахман не скрывал, что работает в Службе общей разведки – или «Мухабарате», главной гражданской спецслужбе Египта, отвечающей за внутреннюю и внешнюю безопасность. Поначалу, будучи отличным программистом, он работал в службе радиоэлектронной разведки. Потом признался, что его перевели в отдел тайных операций. И это все, она его не пытала, разве женское это дело – соваться в государственные дела собственного мужа? Он отлично зарабатывал, ей ничто не мешало дважды в год ездить в Англию… И вдруг случилась катастрофа, Фазик пропал. Джоанну вызвали на допрос в полицию, но она была не в теме. Растерянная, подавленная, женщина осталась одна в огромной квартире. Несколько раз приходили люди с работы мужа, делали грязные намеки, следили за ее реакцией. А в одну кошмарную ночь к ней в спальню вторглись незнакомцы в масках, сделали болезненный укол. А очнулась она спустя вечность на этом вонючем матрасе. Это просто бред какой-то! Она кричала, что это незаконно, умоляла отпустить. Но ее никто не слушал. Женщину допрашивали роботы с европейскими лицами. Они почему-то вбили себе в голову, что Джоанна является пособницей международных террористов и обладает крайне важной информацией касательно планов Аль-Каиды, «Братьев-мусульман» и почему-то исламистской группировки «Лашкар-и-Тайба», что в переводе означает «Армия чистых». Это в голове не укладывается! Они считают, что ее муж – активный деятель подпольной международной сети. И именно для нужд террористического монстра, нацеленного исключительно на США, при его участии была создана фиктивная экспортно-импортная компания, заработавшая и отмывшая за последний год больше миллиарда долларов. А как запахло жареным, он предпочел исчезнуть. Чушь! Агенты ЦРУ уверены, что она в курсе дел своего мужа. Она находится в этом аду уже больше двух недель. Кормят отвратительно, условий никаких. Сначала были разговоры, потом допросы, потом ее стали мучить… Она человек, воспитанный на европейской культуре. И хиты «Айрон Мэйден» на полную громкость в течение нескольких часов не довели ее до культурного шока (в отличие от Лейлы из камеры напротив, схлопотавшей на этом деле нервный срыв). Потом ей сутки не давали спать – поместили в пустую комнату, и всякий раз, когда глаза ее слипались, взрывался ревом динамик, привинченный к потолку… Джоанну пытали холодом, поместив на два часа в холодильную камеру, где она не могла сделать даже пару разогревающих упражнений вследствие узости помещения. Ее пристегивали к вертикальной планке, и она всю ночь провела в неподвижном состоянии, а наутро не могла пошевелить ногами. Ей угрожали, били страшным тесаком в непосредственной близости от пальцев. Подвергали жесткому психологическому давлению, шантажируя жизнью сестры, проживающей в городке Арчестер на севере Англии. Она прекрасно помнила, как однажды появился благообразный упитанный господин в белом халате – представился доктором Винни Хэнсоном, вонзил иглу шприца в затылочную область (двое подручных при этом держали ее за локти), а потом всю ночь ее преследовали галлюцинации и чудовищные страхи…
Она могла бы говорить часами, но время поджимало.
– Командир, кончай любезничать с этой барышней, – спохватился Крутасов. – Она тебе кто – жена родна? Доставить, сдать по описи, и хрен на нее. Пошли, Олег Петрович, пошли, чует мое слабое сердце, что мы еще не все тут разработали…
Джоанна задрожала, уставилась со страхом на российского «разработчика», больше похожего в эту минуту на укушенного вампиром бомжа.
– Эх, Шура, Шура, – покачал головой Олег. – Неужели так сложно на несколько минут притвориться интеллигентным человеком?
Отряд терял мобильность. Рядовой Загадкин мог передвигаться самостоятельно, но больше падал, чем шел. «Солнце ты наше, – злобно шипел Оленич, подталкивая солдата в спину. – Ну, как смотреть на тебя без слез?» У Джоанны тоже с ногами было не ахти. Приходилось ее поддерживать. «Я справлюсь, не волнуйтесь, – шептала женщина. – Мне нужно просто немного расходиться». Крутая лестница была как Эверест. А интуиция напоминала о грядущих неприятностях. «Ребята, давайте сами, не заблудитесь», – буркнул Олег, обгоняя этих калек. И первым выскочил в коридор, завершающийся входной дверью.
Бесчувственные тела в количестве трех штук валялись в тех же позах. Один из дежурных начинал шевелиться, постанывал. Олег услышал шум за дверью. Но инерция несла дальше. И вдруг застыл как вкопанный, вскинул «АКСУ», передернул затвор и начал покрываться гусиной кожей. Кто-то из обработанных заслуживал, похоже, большего, чем кулака в рыло. Дежурный схитрил, он так закрыл дверь, что сохранялась возможность отпереть ее снаружи. Олег прекрасно видел в свете лампы, как складываются трубчатые тяги, удерживающие дверь в запертом положении, вращается шестерня червячного механизма, отодвигая сто*censored*ю задвижку. Гудели мужские голоса. Персонал тюрьмы, до которого еще не добралась рука российского десантника, почуял недоброе, собрал все силы в один кулак…
Олег попятился, вернулся за угол, выставив предупреждающую ладошку, чтобы не лезли. Осторожно высунул нос. Массивная дверь потихоньку открывалась, волоча стонущего охранника. «Надеюсь, у них не хватит ума вкатить первым делом гранату?» – мелькнула тревожная мысль. Впрочем, глупо, своих же посекут. В узкий коридор просачивались люди, вооруженные автоматическим оружием – с суровыми лицами, плотно сжатыми губами. Они не спешили бросаться вперед, рассредоточивались вдоль стен, косились на своих товарищей, которым повезло гораздо меньше. Последним в коридор вкрался полноватый мужчина с блестящей лысиной. Он волновался, облизнул пересохшие губы и присел недалеко от входа, сжав обеими руками рукоятку пистолета.
У российского спецназа появилась уникальная возможность вступить в открытый бой с американским спецназом. Сделать то, чего никто никогда не делал, – и тем самым войти в историю. Вернее, вляпаться. Или убежать – и это было бы самым взвешенным и премудрым решением. Но вся проблема заключалась в том, что убегать уже было поздно. А решать проблему добрым словом – глупо.
Олег проорал грозным голосом по-английски:
– Всем лежать, бросить оружие!!! – выкатился за угол и опустошил рожок автомата над головами скорчившихся людей.
Оттолкнулся от стены и покатился обратно, пока не началось. Его сменил Максим, разгадавший задумку командира. Он тоже покатился по полу, ударил оглушительной очередью из американской штурмовой винтовки. И уже выдвигался на позицию Оленич, чтобы перехватить эстафету, не дать потенциальному противнику поднять головы, изготовился к броску Крутасов…
У входной двери творилось что-то невообразимое. Пули крошили потолок, вырывали дверные запоры, отбивали от стен пласты штукатурки. Люди корчились на полу, рывками отползали к двери. Плешивый человечек, обезумевший от грохота и страха, выронив пистолет, сидел на коленях, зажал уши и пронзительно выл. А светопреставление начиналось по второму разу. Олег перезарядил автомат, вывалился из-за угла, отдавив ногу Крутасову, по поводу чего тот крепко выразился. Люди с автоматами вываливались за дверь – им не удавалось даже выстрелить в ответ. А десантура неслась в атаку, продолжая палить. Лишь трое не успели убраться. У одного запутались ноги, у второго отказала голова, когда он узрел перекошенную физиономию «дикаря». А плешивый заткнул уши и вопил как подорванный. С автоматчиками расправились оперативно. Одного Оленич треснул виском о стену. Второй получил от Крутасова подошвой по челюсти, взбрыкнул и убыл в страну цветных сновидений. Максим прижался к косяку, выпустил наружу тугую очередь, после чего схватил за ручку распахнувшуюся дверь и поволок ее на себя. И только он ее захлопнул, как на толстый металл с обратной стороны обрушился град пуль. Далеко противник не отступил. Олег помчался ему на помощь, стал крутить рукоятку червячной шестерни, приводящей в движение запор. Все…
– Ну, мы отмочили, – нервно засмеялся Оленич. – Дали джазу по полной программе…
– Ах, если бы по полной, – Олег перевел дыхание, осмотрелся. Все живы, не задеты. Товарищи возбужденно дышали, были жирные от пота. Автоматчики пребывали в качественном отрубе. Плешивый толстяк прижался к стене, выл, закрывшись руками, но уже не так громко. Из-за угла показались двое. Джоанна втянула голову в плечи, перебирала по стене руками. Рядовой Загадкин был смущен. Он уже не падал, облизывал губы, улыбался идиотской улыбочкой. Выстрелы смолкли, началось производственное совещание. Зашевелился и привстал приходящий в чувство Энди Шарп. Это был неосмотрительный поступок. Он бессмысленно поводил глазами, наставил их на Олега и стал наводить резкость. Обнаружив, кто сидит перед ним, он жалобно сморщился, промямлил:
– О, нет… За что, Иисусе…
– Прости, Энди, – пожал плечами Олег. – Но тебя никто не будил, сам пожелал проснуться. – И одним ударом снова отключил его.