– Аллес капут, командир? – осведомился Крутасов. – Кешку на закорки – да на историческую родину? Учти, мы на этой точке как бы на птичьих правах, скоро керосином запахнет.
– Я бы с удовольствием, – вздохнул Олег. – Да подписался еще на одно дельце…
Пропади оно пропадом, это дельце! В кутузке было не меньше двадцати камер. Олег обходил их все, всматривался в лица заключенных. А те с надеждой смотрели на него, припадали к решеткам, что-то бормотали на языках, в которых он был ни бельмеса. Пожилые, молодые, буйные, апатичные. Кто-то с синяками, у кого-то нервный тик, у толстяка с морщинистым голым черепом была повреждена рука – он лежал на боку, массировал ее от локтя до плеча и исподлобья разглядывал человека в штормовке, который разглядывал его. Благоразумные люди здесь еще оставались – понимали, что хрен редьки не слаще. Да и куда бежать? Поймают, как ни бегай. А еще надо разобраться, в какой ты стране и с чем ее едят… Он обежал все камеры, с удивлением обнаружил, что здесь имеются даже две женщины. Обе в дальних камерах. Одна – фигуристая, черноглазая, с большими пронзительными глазами, ее голова была затянута платком. Вторая лежала на матрасе, укрывшись грязным одеялом, свернулась клубком, отрешенно смотрела в пустоту. Спутанные волосы разметались по щуплой подушке…
Здесь не было ни одной европейской физиономии! В чем прикол? Облажаться столь крупно чекисты не могли, не тот формат. Или фигуранта уже увезли? Допустим, вчера или позавчера. Или помер – от гуманного обхождения и чрезмерной чуткости обслуживающего персонала. И похоронен под горой – без креста и могильного холмика. Скрипя зубами, капитан бросился в обратный конец кутузки, выстрелил пальцем в мученика, знающего русский язык.
– Перевод с арабского: «Как тебя зовут?» Живо!
– Эсмак эй… – машинально откликнулся тот. И взмолился: – Послушай, добрый человек, во имя Аллаха Всемогущего и Всеведущего…
– Да подожди, – отмахнулся Олег. И спохватился: – А звать-то как тебя, добрый человек?
– Серега…
– А-а, понятно. Ну, не кашляй, Серега.
И принялся заново обходить камеры. Подходил к решетке, выкрикивал:
– Эсмак эй? Эсмак эй? – дублировал по-английски: – What is your name? Can you speak English?
Товарищи смотрели на него с сочувствием. Загадкин глупо улыбался. Волосатое чудовище таращилось на него, как на пришлого марсианина, потом хрипло призналось, что имя его, данное матерью и Аллахом, да светится имя его, Рамзи Меджди… Он рычал что-то еще, просовывал искореженную длань через решетку, но Олег уже бежал дальше. Господин, имеющий сходство с террористом всех времен и народов, а также со Спасителем всего человечества, смотрел на него печально и ехидно, потом смилостивился, проговорил ровным голосом: Хусни ибн Хаббас… И повалилось как из рога изобилия: Хайбулла… Рушди… Тимур… Хакки… Раджаи… Рафаэль… Люди тянули к нему руки, умоляли выпустить на свободу, обещали заплатить. Молодой парнишка с типично арабской внешностью, но знавший английский, умолял избавить его от этих невыносимых пыток. Олег уже вспотел, плевался от злости. Подбежал к последним двум камерам, где сидела прекрасная половина человечества…
– Здравствуйте, мэм, – учтиво представился он, подходя к камере, облюбованной жгучей брюнеткой. – Мне очень жаль, мы подняли такой шум, мешаем вам отдыхать. Вы, должно быть, принцесса Будур?
– Лейла… – Женщина с обостренными чертами лица и пронзительными глазами подняла голову. – Лейла Назрави, сестра Абу Нарси Назрави… Он торговец из Саны, Йемен… Брата убили в перестрелке, а меня сюда привезли в забитом гвоздями ящике… – У нее был приличный английский и очень печальный взгляд.
– Простите, мэм, покорно, – смутился Олег. – Вы в этих стенах, конечно же, по недоразумению?
– Не думаю, – грустно улыбнулась изнуренная дама. – Занимайтесь своими делами, мужчина, я не та, которая вам нужна.
– Мы можем вас выпустить, – окончательно смутился Олег.
– Не стоит, – откликнулась бывшая восточная красавица. – Мне не выжить в этой стране, о которой не знаю ничего, даже названия. А те, на кого вы работаете, ничем не лучше вонючих американских ублюдков, которых убивал мой брат… – В ее глазах заблестело что-то хищное. На мгновение показалось, что сейчас она телепортируется через решетку и вцепится зубами в шею доверчивому российскому десантнику…
Ну, дело хозяйское. Он попятился, не в силах оторваться от пронзительного взгляда. Да, случаются у американцев накладки и просчеты, но невиновных они не закрывают… Он шагнул к последней камере справа по коридору.
– Имя, сестра… – с драматическим надрывом проблеял из полумрака Оленич.