Рядом с дорожкой цветы плотно переплетались с кустами. В воздухе висел густой, опьяняющий аромат.
Я остановился.
— Ты не хочешь домой, Джейн?
— Домой, Эдгар? Разве у меня есть дом?
— У тебя он будет скоро. Ты не устала?
— А ты не устал, мой милый мальчик?
Наверное, я таким и был.
Как мало я спал в последнее время, часами лежал в постели, размышлял, думал о Джейн, о Бертоне, о Шмидте!
Под нашей обувью хрустела галька. За нами шли люди Бертона. Рядом со мной была Джейн. Ее рука, по-детски тонкая и твердая, но холодная, как у старухи, крепко держалась за мою.
— Я мечтаю упасть, Эд, и больше не встать. Пусть мимо меня проходит жизнь. Я не буду жить, но не буду и спать, только лежать и молчать в полном покое. Я устала, Эд, но я боюсь спать…
Наши туфли хрустели по гальке.
— Джейн, ты потеряла веру в самое себя. Это худшее, что только может быть. Собачья жизнь.
— Существует ли что-то другое?
— Существует. Мы будем искать.
— И найдем.
Я хотел приложить все силы, чтобы найти, потому что нельзя просто сидеть и ждать, когда начнется что-то новое, ведь тогда ничего никогда не начнется.
— И найдем, — торжественно, словно клятву, произнес я.
— Ты такой добрый, — сказала она. — Ты очень добрый.
— Я не добрый. Я тебя люблю.
Мы снова остановились.