Когда Маевский остался один, первое, что он сделал, это включил диктофон и тут же усмехнулся: записывающее устройство зафиксировало лишь приветствие хозяина и ответ гостя: «Здравствуйте, меня зовут Грегор». — «Андрей». Дальше был слышен только голос гостя, а хозяина — нет. Те две миниатюрные компьютерные аудиоколонки на столе в гостиной диспетчера были не чем иным, как мобильным подавителем диктофонов, и находились они на столе постоянно. Незадолго до беседы Грегор Станичич включил устройство, состоящее из маскиратора передающей и приемной колонки, выставил громкость таким образом, чтобы на диктофоне нельзя было разобрать ни слова. Маскирующий сигнал представлял речь самого Станичича, преобразованную по случайному закону, а его уровень был пропорционален громкости исходной речи. Да, точно: хорват вел разговор в сторону передающей колонки.
Подполковник Янов читал прессу с бесстрастностью автомата, проглатывая новости, как монетки. Он фиксировал сообщения о жертвах очередного теракта, гибели ребенка по вине пьяного водителя. Для него это был новостной завтрак, пища для ума — для сухого анализа, для сравнений, просто для того, чтобы приглушить информационный голод. Мир менялся, и он, подстраиваясь под него, то отставал, то опережал его.
Голова Михаила Янова ушла в тень, когда он откинулся на спинку стула, подальше от освещенного, как бильярдный стол, рабочего стола. Он закончил читать сводку происшествий в столице, и эта подборка мало отличалась от вчерашней, позавчерашней. Даже взрыв машины в городке Баумана, в результате которого погиб неустановленный пока человек, был отголоском недавнего взрыва на Рублевском шоссе…
В трехкомнатной квартире одна комната напоминала его небольшой кабинет в «Аквариуме». Только напоминала, но не копировала. В ней Михаил Николаевич готовил статьи для электронной газеты, отсюда он смотрел на мир — через распахнутый настежь монитор компьютера.
Часы показывали 9.35, когда дверь в его кабинет открылась. На пороге стояла его жена, лет пятидесяти, в джинсах и футболке.
— К тебе пришел Кравец — имени он не назвал. Я сказала, чтобы он перезвонил попозже.
— Кравец звонил по телефону? — оживился Янов. Только оживился, о волнении речь не шла.
— Нет, он звонил по домофону.
— Значит, он сейчас внизу.
— Думаю, да.
— Хорошо. Спасибо. Когда он перезвонит, скажи следующее: «Михаил Николаевич сейчас на Казанском вокзале. Вы сможете встретиться с ним у центрального входа в 10.30».
— Но ты не успеешь к половине одиннадцатого. Тебе нужно переодеться…
— Зато человек, с которым ты разговаривала, поторопится и не станет ждать меня у подъезда.
— Логично. Ты снова в деле?
— Интересно ты ставишь вопрос, — рассмеялся Янов.
— Но спросить-то я обязана.
«Не должна, но обязана», — не мог не подметить Янов. Ее насторожил не визит Кравца, а реакция на него Михаила Николаевича:
— Да, — ответил Янов. — У этого человека ко мне дело. Сделай мне кофе, пожалуйста.
Он всегда так говорил. Он пил только растворимый, а его не заваривают, а заливают кипятком. Был неплохой вариант — принеси кофе. Но сегодня он, похоже, этим своим «сделай» дал понять жене, что разговор окончен.
Янов опоздал на встречу с Кравцом на четверть часа, добравшись до места на метро, но это его нимало не тревожило: Кравец будет ждать его и полчаса, и час. Что для него этот короткий отрезок времени по сравнению с пятнадцатью годами забвения — капля в море.