Ким замерла, ожидая окончания той самой страшной сказки для взрослых.
И в этот самый миг Маевский разгадал замысел Биленкова, только не знал, в какую форму он его облечет, и мысленно воскликнул: «Браво! Браво, сукин ты сын!»
— Я работал в патрульно-постовой службе в Восточном административном округе. В тот вечер мы с напарником стояли на посту — на пересечении Открытого шоссе и Тагильской улицы. Было прохладно. Дорога безлюдная: 1 июня, суббота, Москва опустела на треть — дачники, рыбаки и охотники рванули на природу. Из-за поворота показались огни двух машин. Я шагнул на дорогу и жезлом показал им остановиться. Помню, «четверка» обогнала шестую модель «Жигулей», как если бы водитель вознамерился избежать досмотра или стать в этой процедуре последним. Оба водителя включили аварийки. Я подошел к «шестерке» и представился. Пассажир протянул мне удостоверение сотрудника МВД и тоже назвал себя: «Игорь Кравец, угрозыск». Я попросил открыть багажник, Кравец потребовал номер моего значка. Я отказался досматривать машину: неприятности мне были не нужны. Я предупредил водителя, что Пермская улица частично перекрыта: там велись дорожные работы. Кравец поблагодарил меня и спросил, нет ли затруднений на Абрамцевской, поскольку им нужно выехать к железнодорожному переезду. Помню, я еще удивился такой петле, но Кравец пояснил, что они едут не из центра. Я сказал, что на Абрамцевской все чисто. Они уехали, а меня не отпускала тревога. Когда нам по рации сообщили о вооруженном нападении на дом генерал Болдырева, мы поехали туда. Свидетель — машинист грейдера — сообщил, что его на Абрамцевской обогнали две легковушки: «четверка» и «шестерка», и ехали они в сторону центра. Я оставил напарника с пожарными, которые прибыли на место раньше нас, и помчался к железнодорожному переезду в надежде, что машины с преступниками задержатся там. Переезд был открыт. Я поехал прямо, наудачу, по 1-му Белокаменному проезду, в сторону Богатырского моста. Со стороны Яузы меня привлекло зарево. Шестое чувство подсказало: это горят те двое «Жигулей». Я оставил патрульную машину метрах в ста от пожара. Бандиты разбежались до моего приезда, на месте остался только Кравец. У него на берегу была припасена резиновая лодка, на которой он собрался «сплавиться» по течению. Умный ход, поскольку все дороги на этот момент были перекрыты усиленными нарядами милиции. Я застал его врасплох и направил на него пистолет. Он сказал: «Я — человек Жердева. Ты попал, брат». Я ответил, что мне насрать, чей он человек, и прочистил ему мозги, выстрелив у него над головой. И он рассказал про нападение в мелочах, упомянул даже, что не смог убить маленькую девочку и только дважды выстрелил в ее сторону… Он отвлекал меня этими деталями, а когда я понял это, чуть не поплатился жизнью: он выхватил из кармана пистолет. Я упредил его на мгновение. Через секунду выстрелил еще раз и снова попал ему в голову. Он выпустил оружие из рук и упал в воду. Его сначала подхватил водоворот, а потом и течение. Я думал, что убил его. И испугался. В общем, я решил скрыть этот факт. Во всяком случае, до тех пор, пока не выясню, кто такой этот Жердев. Оказалось, он — глава Координационного центра при аппарате президента, и чьи приказы он выполняет, было ясно из названия этого подразделения. На носу выборы, генерал Болдырев, по прогнозам аналитиков, обходит даже коммунистов и вплотную подбирается к действующему главе государства. Ровно через месяц для меня лично прояснился один вопрос об оплате: Жердев возглавил сначала аппарат президента, а потом и его администрацию.
Журналист сидел, не шелохнувшись. Биленков «допустил» только одну ошибку, назвав Ситуационный центр Координационным. Как сказал Мюллер: «Это единственный прокол: он перепутал пол ребенка, назвал дитя девочкой. А в остальном — виртуозная работа».
— А после недавнего столкновения с Кравцом я понял, как достать всю группировку исполнителей — обратиться к заказчику, — закреплял результат Биленков. — В ту июньскую ночь они нанесли ему серьезный удар: взяли деньги генерала Болдырева, понимая, что Жердев приготовил им другой расчет. Когда я сказал ему, что мне нужны только исполнители, Жердев рассмеялся. Он легко согласился на мое предложение. И в ответ предложил финансовую помощь. Я ждал и боялся, что ты узнаешь этого подонка… Прости, все эти годы я скрывал от тебя имена бандитов… Их не смогли взять по горячим следам, а потом… потом они разъехались. Лебедев и Андреасов укрылись в неспокойной Югославии. Хатунцев растворился среди мертвых, похоронив свое имя и фамилию. А Кравца я давно вычеркнул из списка живых. Понимаешь, в чем дело, дорогая: ты осталась одна. А груз ответственности, который давил на меня, не оставил мне выбора. Я сделал то, что сделал: однажды пришел в интернат и забрал тебя. Наша встреча была неслучайной. Знаешь, люди иногда случайность воспринимают как чудо. И я сказал себе: пусть для Юонг это будет чудо.
Ким утопила свое лицо в ладонях.
Журналист покачал головой, недоумевая: «Почему она поверила каждому слову Биленкова?» Нет, не так: почему она поверила ему, как себе? Да потому что он создал ее по своему образу и подобию. Он — это она. «Он и Она».
О чем не знают, того не жалеют. Тимофей вспомнил эту чертову прибаутку после беседы с Юонг Ким. Он как будто много лет прожил на Корейском полуострове, и это распространенное в Корее имя не резало слух и не казалось ему кличкой. Он узнал о проблеме Юонг, которую та пыталась решить с его непосредственным участием, и начал жалеть о своей осведомленности. Теперь он разрывался на две части. И мог дать себе предельно честный ответ: собираясь на встречу с Юонг, он рассчитывал на простое, во всяком случае, несложное задание, по-прежнему рассуждая по-военному даже в стремлении к наживе. И все это на фоне притягательного, несмотря ни на что, образа молодой женщины. У нее нет на щеке родинки а-ля Синди КроуФорд и голубых глаз, как у Сиенны Миллер, нет красивых, как у Киры Найтли, губ, волевого, как у Анджелины Джоли, подбородка, и все же она способна вскружить голову.
Конечно, на его рассуждения повлияли эмоции, чувства. Он предвидел нелегкую и нестандартную ситуацию, подразумевая под ней один из ключевых этапов работы. Немного запутанно, но проще он объясниться не мог. И подсознательно усложнил формулировку — отстраняясь от предложения, украшая его сложными моментами. Его всегда привлекала интересная работа. Ему нужны были основания для того, чтобы отклонить или принять предложение Юонг Ким.
Он позвонил ей на следующий день в начале девятого вечера — после долгой беседы со своим напарником.
— …Я слышал про этого Абакумова…
Они сидели на веранде просторного, деревенского, по здешним меркам, кирпичного дома, в сотне метрах от моря, название которому дал древний порт Адрия. Каждый день для Николая Андреасова начинался с самой короткой молитвы, которую только можно придумать: «Господи…» Это обращение к Богу было пропитано благодарностью к дивному краю, пропитанному самым качественным морским воздухом. Он ел здоровую пищу, пил вкуснейшее отборное вино. Он ложился на земле, а просыпался на небесах и снова сходил на землю. Он подумывал о собственном винограднике и небольшом винном заводе.
Андреасов за последние пять-шесть лет сильно пополнел и представлял полную противоположность своему сухопарому и подвижному напарнику.
— Я видел Абакумова дважды в городе. Один раз на Страдуне [1], около Городской колокольни, другой раз около форта. Если бы я нашел возможность задать ему один вопрос, я бы спросил: «Тебе под шестьдесят, у тебя куча бабок и всего одна любовница…»
— Почему ты решил, что у него одна любовница?
Андреасов, кряхтя, поднялся с плетеного кресла. Через минуту он вернулся на террасу с распечаткой личных данных на Абакумова, которые получил из агентурного сайта:
— Родился в Москве, учился в Ленинграде, служил в Советской армии, бла-бла-бла, член совета столичного банка, член совета по банковской политике при Правительстве Москвы. Я не знаю, как такие люди работают, но знаю, как и с кем они отдыхают. Выходит, он отдохнул только один раз, перепихнувшись с одной телкой?
— Или хорошо предохранялся.
— Но потерял бдительность с японкой. Она японка, ты сказал?
— Может, китаянка. Для меня азиаты все на одно лицо.