Белый ферзь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да! Простите… Вы мне сегодня не… Не вы мне звонили сегодня?

— Когда? — как бы расплошно переспросил Колчин.

— Час назад?

— Н-нет, не я.

— Минут тридцать назад?

— Да нет же. Вообще первый раз вам звоню… — почел за благо Колчин не признаться. Тон-то он сменил с профессорско-недоуменного на априорно-приятельский — слышал о вас только хорошее, не сомневаюсь, что и вы обо мне то же… и вот я здесь, от Инны…

— Странно! — глубокомысленно изрек Лозовских.

— Э-э, что?

— Нет-нет. Так… Значит, сорок минут! — не дано тебе, сэнсей-дундук, проникнуть в глубины размышлизмов старшего научного сотрудника.

(Во-во! А тебе, пацанчик с ученой степенью, не дано предугадать, как слово отзовется. Слово: от Инны…)

Колчин не солгал. Колчин сказал правду, одну только правду и ничего, кроме правды. Но только ОДНУ правду: да, он, Колчин, — от Инны. Разве не так? Да, он кое-что привез от нее — шаолиньскую-монастырскую доску (он привез ее Инне в подарок из Токио, значит, теперь древний Инь — Ян — как бы от НЕЕ). И хорошо бы — настоящий специалист посмотрел, оценил. Колчину и в «Публичке» так сказали: это лучше не к нам, это лучше — в ИВАН. Кто в ИВАНе? Ну тк!

Симптоматично — Лозовских, боязливо осведомившись «с кем я разговариваю?», мгновенно приободрился после «это ее муж».

Никаких рефлексий: чем могу быть полезен? — с интонацией: а я-то при чем?!

Никаких покаянно-извинительных интонаций: давно ждал вашего звонка, сейчас вам все объясню!

Наоборот! Если б метафора овеществилась, то Колчин услышал бы в трубке гулкий продолжительный грохот — гора с плеч Лозовских свалилась после того, как Колчин сказал: «Я от Инны»;

Лозовских даже не задал ритуальных вопросов: как она? а вы без нее? а почему? И отнюдь не по причине нависания над телефоном ревнивой-угрюмой Даши, реагирующей на Инну Колчину… неадекватно (беда всех умствующих и прекраснодушных интеллигентов — откровения при ныне любимых женщинах о бывших, но присных любимых женщинах… ты же понимаешь? понимает, но не принимает! я ль на свете всех умнее, всех румяней и белее?! не я?! а кто?! где-то здесь у меня гостинец-яблочко завалялся?). Нет, не по причине Даши воздержался от вопросов Лозовских. Гора с плеч свалилась, эхо затихает, отдельные камешки еще сыплются с шуршанием — и замри! Не колебай зыбкое равновесие в природе громким голосом или (иначе) лобовым вопросом. А то сотрясешь почву под ногами — и следующая гора свалится уже не с плеч, но на голову, и погребет под собой.

Это, в трубке, — муж Инны. Он, муж, — от нее. Из Москвы. То есть Инна — в Москве. То есть вернулась полторы недели назад из Питера. То есть продолжает искать искомое — «Книгу черных умений» — а то и нашла уже: муж ведь сказал, что привез от нее… кое-что!

Колчин имел в виду подношение всеяпонского главы в Токио. Колчин про «Книгу черных умений» узнал только после тщательной, скрупулезной вычитки компьютерной распечатки файла spb. И связал Колчин воедино тэр-ма, Лозовских, Инну из-за неотложности Инниного визита в Питер, где ИВАН, в котором Лозовских… И… не ошибся Колчин — Святослав Михайлович даже не уточнил по телефону: кое-что от Инны — это в каком смысле, это что именно?! И верно! Не телефонный разговор. При встрече, при встрече. Сорок минут — и Лозовских к вашим услугам, Юрий Дмитриевич, и, разумеется, к услугам Инны Валентиновны. Неужели нашла?! И где?!

Где-где!..

Колчин сознательно заблудил Святослава Михайловича в интонационных дебрях — судя по тону, все нормально!