Я продолжал смотреть на Медичи, не до конца понимая, что он имеет в виду.
— Но ведь я жив, — негромко заметил я. — Как вы всё это сделали?
— Слухи — лучшая машина. Тем более, если они исходят от проверенных людей.
Сеньор Медичи определенно обладал талантом отвлекать людей от всех насущных проблем, и создавать им новые, по сравнению с которыми прежние казались смешными. Я тоже на время забыл о своих.
— А Николай? — внезапно вспомнил я. — Николай Ремизов, он спас мне жизнь. Вы позволите ему уйти?
— Что мне его жизнь?
— Если вам действительно всё равно, тогда позвольте ему уйти со мной, — заметил я.
Дон Джанфранко снова усмехнулся.
— Он этого не заслужил.
— Но ведь он вам ничего не сделал, — не поверил я.
— Твой друг далеко не чист, на него пали подозрения, и в отношении мистера Ремизова я не связан никакими обязательствами.
— И это всё? — поразился я.
Дон Медичи едва заметно качнул головой. Я замер напротив него; ужас сковал сердце при мысли, что Ник может пострадать из-за меня. Так не должно быть!
— У нас людей за такое не убивают!
— У нас тоже, — кивнул Медичи. — Им дают шанс сделать это самим.
Я замолчал, опустив голову. Я был обязан Николаю жизнью, и, не задумываясь, отдал бы ему долг. Когда я заметил, что дон Джанфранко изучает меня, то поднял глаза, встречаясь с ним взглядом.
— Ты не спросил, что будет с тобой, — негромко подсказал он.
— Что будет со мной? — послушно откликнулся я.
— Уезжай прямо сегодня. Чем быстрее ты покинешь Америку, тем лучше. Преследовать тебя не будут в память о Джино, но в другой раз, если ты вдруг окажешься здесь, я не могу ручаться за твою жизнь.
Я промолчал. Ветер трепал полы плаща Медичи, холодил моё лицо. Я смотрел на могилу того, кто стал здесь, в Америке, моим отцом. Я прощался с ним. Я был виноват перед ним. И по-своему я любил его.