Турист

— Олег, ложись, — мягко сказал Примо. — Успокойся.

— Я…

— Знаю, — непривычно покорно согласился Манетта; от грубоватой, приятельской интонации не осталось и следа, и я невольно насторожился.

Я позволил уложить себя обратно, но как бы ни был я изможден, одна мысль всё не давала мне покоя, пока я слушал Манетту.

— Энцо позвонил Папе Палермо, — сцепив руки в замок, заговорил Примо. — Мы приехали почти сразу. Ты лежал в луже собственной крови, бредил что-то о предательстве. Папа вытряс из Энцо всё, что тот знал, прежде чем приехал босс, а я узнал от тебя конец истории. Джоэль дал тебе немного химии, чтобы ты не чувствовал боли. Новомодная штучка, бьет по мозгам, но быстро выветривается. А чего только не говорит человек, отходя от наркоза. Было не так легко разобрать, ты путал английский с русским. Я слушал. Прости, — помолчав немного, добавил Манетта. — Нельзя действовать, не зная наверняка, с какими картами начинаешь партию.

Гнев вспыхнул во мне внезапно, но так же быстро и погас. Я хотел считать Примо другом, и было больно осознавать, что я для него оказался только приманкой в ловко раскинутых сетях.

— Ты хорошо всё спланировал, — с трудом проговорил я.

Манетта не обиделся; немного откинувшись назад, он посмотрел на меня, прищурив глаза.

— Со стариком тебе нельзя сейчас разговаривать, — заметил Примо. — Он любил Вителли.

— Знаю. Они были друзьями. Джино рассказывал…

— Вот как? — Печально усмехнулся Манетта. — Рассказывал, как босс спас ему жизнь? Как они начинали, и что для Джино не было друга ближе, чем наш старик?

Джино рассказал мне не так много, но обо всём этом я мог догадаться и сам. Я не знал прежнего Вителли, но навсегда запомнил Джино, протянувшего мне руку, когда я больше всего нуждался в помощи.

— Босс не станет с тобой говорить. И никто из нас не станет говорить с ним о тебе, пока Джино не будет похоронен.

Манетта запнулся, и мне вдруг стало его жалко.

— Почему ты?

Всё-таки я задал правильный вопрос. Примо внимательно посмотрел мне в глаза.

— Почему именно ты? — повторил я.

Смутные обрывки воспоминаний и факты начали складываться в цельный кусок мозаики. В каждой её части присутствие Манетты, парня из итальянского ресторанчика, теперь выглядело для меня ещё более странным, чем когда-либо. Нет, я вовсе не подозревал Примо. Я знал о его действиях и их последствиях, но не понимал, почему Манетте, как Юпитеру, позволено всё, что не дозволено быку.

Примо находился рядом со мной в операционной. Примо выслушал меня, уберег, насколько смог, от гнева Медичи. Примо, наконец, рискнул и расставил силки для Сэма, спасая мою жизнь, и рискуя навлечь на себя гнев Джанфранко.

— Маленькая привилегия кровного родства, — не стал томить меня итальянец. — Мы не часто общались в последнее время. Я всё ещё не заслужил его доверия.