Золотой иероглиф

— А если и так? Все равно ведь ничего не изменится… Или ты хочешь сказать, что тут замешана еще и моя бывшая жена?

— Нет, но…

— Если уж текст документа якудза хотят сохранить в секрете от меня, то какой им понт делиться информацией с Валентиной?

— Понт?

— Смысл. Нет смысла во всем этом.

— Ты прав, смысла нет.

Я докурил сигарету и смял ее в пепельнице. Вот и все. Сейчас я соберусь и уйду из гостиницы. И постараюсь забыть о том, что мне сегодня говорил Такэути… Кроме, пожалуй, того, что какая-то свинья из НКВД пристрелила моего деда в сорок пятом… Кошмар! А ведь все могло оказаться иначе, может быть, дед-японец принял бы мир таким, каков он есть, дожил бы до наших времен, и знал бы я о содержимом омамори без того, чтобы расклеивать рассыпающийся документ по липкой пленке, а потом подрисовывать иероглифы на копии…

Подрисовывать на копии?! О черт!

— Послушай, Сергей, — сказал я. — Кажется, у нас есть минимальный шанс.

Глава II

Когда Змея Особо Ядовитая отворила дверь, то, наверное, слегка растерялась: кроме Андрея Маскаева, державшего руку на марлевой перевязи, в прихожую вошел импозантный мужчина в темных очках, кожаной куртке и джинсах, с длинными черными волосами.

— Это Сергей, мой товарищ, — сказал я. — Вчера я растянул руку, обе сумки зараз мне не унести, вот он и предложил свою помощь.

Зоя переводила растерянный взгляд с меня на него. Возможно, внешние данные Сэйго — парня крепкого и широкоплечего, довольно высокого даже по российским меркам, произвели на нее впечатление. Похоже, сравнение было не в мою пользу.

— Здравствуйте, — сказал Такэути. Вся эта история его весьма забавляла.

— Здравствуйте, — неописуемым тоном произнесла Зоя, так и поедая глазами гостя из страны Восходящего Солнца.

— Налейте нам чайку, пожалуйста, — попросил я. — Если можно.

— К-конечно, — растерянно сказала она. — Проходите.

— Здрасьте, дядя Андрей, — услышал я голос ее дочки. — Здрасьте, дядя…

— Сергей, — подсказал Сэйго.

Девочка замолчала, не сочтя нужным повторять. Сэйго разулся прямо впритирку к порогу — японские привычки у него явно были очень сильны. Впрочем, когда не видишь характерного разреза глаз Такэути, не думаешь о его национальной принадлежности, то можно даже вообразить, будто рядом с тобой находится обычный русский парень, только с небольшим дефектом речи.