И вот – знакомая фигура. Только нет на ней привычного клетчатого пиджака, на нем серая рубашка и джинсовый костюм. Он говорит что-то о начальнике ГУВД Викторе Березине, который не разрешает пока снимать вблизи какой-то фермы. Репортер представил своего помощника, оператора Елену Козину, которая работает в детективном агентстве А.Хлопкова. «Я многое расскажу вам об этих людях». Вот вспыхнули фары милицейских машин, добавляя света неярко освещенному пространству двора за сетчатым ограждением. Затем – громкий голос самого Березина, усиленный мощным динамиком мегафона, призывающий всех оставаться на своих местах. С широкого двора, где стоят несколько автомобилей, раздались звуки выстрелов. Одна пуля угодила в машину. Раздался ответный огонь.
Лучников посмотрел на Хейфеца:
– Мне кажется, они никого не оставят в живых. Да, Андрей Белуха, чтоб не так жарко было ему в аду, промахнулся относительно «крыши». Все они там продажные. Сегодня за одних, завтра за других.
Карл не ответил. Он внимательно смотрел на экран.
Двое, уже в наручниках, лежат на земле. Камера скользнула вправо: еще пять человек в нелепых позах. Крупный план. Оскаленное смуглое лицо, посиневшие губы, длинные свалявшиеся волосы. Мирза Батыев. Мертв. Видно пулевое отверстие над правой бровью. Камера, казалось, застряла на нем. Следующий труп, еще один, еще…
Открытый борт грузовика: коробки с логотипом ФКБ. Помещение: офисное оборудование, открытый сейф…
Открылись двери ангара, в клетках – несколько собак и кошек. Зажались по углам. Следующий ангар: орудия убийства. Камера снимает печь, никелированные щипцы-захваты, высоковольтные провода с клеммами, малогабаритный пресс с глазом-микровольтметром и просто металлические прутки. Какое-то оборудование, счетчики, приборы… На полу скрюченная мужская фигура. Алберт Ли.
Еще один человек, опутанный клейкой лентой, лежит в неудобной позе. Мертв. Лицо знакомое, но что-то в его облике кажется неестественным… Да, волосы. Это Вениамин Губенко, но абсолютно седой.
Губы Хейфеца приняли сардонический изгиб: вряд ли Вениамина, если бы тот оказался жив, приговорили бы к тюремному заключению. Карл хорошо изучил его за два года. Губенко говорил бы на следствии «только правду и ничего, кроме правды». И его поселили бы вместе с сумасшедшими, когда из его уст прозвучали бы обвинения в адрес мэра города, начальника УВД – «они тоже наркоманы!», – сломленные, завербованные Албертом Ли.
И – снова голос журналиста:
– Пройдет много времени, пока соответствующие инстанции до конца разберутся в этом деле, но я уже сейчас хочу сказать, что музыкант Шапиро – одна из жертв Алберта Ли. И я обращаюсь к сестре Николая Агафонова: Лариса, мне больно говорить об этом, но Николая убили. Я не знаю, что для вас горше – мысли о раненой душе вашего брата или эта ужасная действительность. И то и другое – боль. Простите меня…
– Ну что, Дима? – не выдержал Хейфец. – Скоро ты там?
Вместо Лучникова ответил дверной замок. Он щелкнул «язычком», и дверь открылась.
Оба поспешили скрыться за ней. Они и так слишком долго маячили возле подъезда.
Лучников стал подниматься по ступенькам, Хейфец воспользовался лифтом, доехав до последнего этажа. Он вышел из кабины, прислушался. Тихо: Дмитрий двигался совершенно бесшумно.
Они встретились на 12-м этаже.
– Подожди, отдышусь, – прошептал Лучников.
Через полминуты он взялся за работу. Еще через полминуты вынул из замка отмычку и осмотрел ее.
– Вот тут бородка длинновата. Сейчас укорочу. – Он вынул из кармана напильник и легонько провел им по одному из зубчиков отмычки. Посмотрел. Провел еще дважды – в самый раз.
Дверь открылась тихо, с едва различимым вздохом.