Бойцы без Бертолета, назначенного нянькой, собрались на капитанском мостике, прихватив с собою Сильвию и доктора.
По сути, у Татаринова был один-единственный вопрос, на который он хотел получить ответ.
— Скажите мне, мистер Пинту, — спокойным голосом начал Кэп, — почему из всех подростков из двухэтажного серого здания вы забрали именно Сильвию?
Оскалившись желтой эмалью, доктор сообщил, что он любит детей и поэтому хотел спасти хоть кого-то от рук русских садистов.
— Сильвия, иди помоги там с маленькими нашему офицеру, — вежливо попросил Татаринов Сильвию, и та, озаботившись новым делом, быстро ушла на палубу, всем своим видом показывая невозможность находиться рядом с трансплантологом. Гордая польская кровь.
Как только девочка ушла, командир повел бровью, и кулак Голицына влетел в обтянутую кожей скулу.
У боксеров-профессионалов, говорят, удар под тонну: вес кулака, помноженный на скорость и поделенный на десять…
— Вы не имеете права! — закричал Пинту.
Ошибка. На Татаринова орать во время допроса не рекомендуется.
Кэп вытащил нож боевого пловца и пощекотал бедро доктору.
За всю свою жизнь Пинту вряд ли когда-либо ощущал что-то подобное. Согнувшись, он рухнул на бок и зашелся животным криком.
— Перестаньте орать! Вы и так перепугали всех детей.
Татаринов повторил свой вопрос, склонившись над доктором и не торопясь убирать нож.
Сидящий в капитанском кресле Диденко, наблюдая за сценой, посоветовал Татаринову дать доктору еще по морде.
Татаринов прислушался к совету.
Получив очередной увесистый тумак от русского, доктор стукнулся головой о пол и на время затих.
— Так лучше, — развязно похвалил командира старший мичман. — Ты видишь, какой он стойкий.
Татаринов вышел на свежий воздух.
Пришло время докладывать.
Москва в лице вице-адмирала с большим оптимизмом восприняла информацию о том, что девчонка освобождена.