Гавань красных фонарей

22
18
20
22
24
26
28
30

— Иди, иди, — прохрипел Диденко, приподнимая на руках собственное тело от пола и облокачиваясь на переборку.

Татаринов запросил по рации Бертолета.

— Я в порядке, держу правый борт.

— Я и Голицын на левом. Диденко ранен.

— Сильно?

— Ногу зацепило. Как с патронами?

— Порядок.

— Граната есть?

— Одна осталась.

— По моей команде бросаем на нос, после разрыва давим этих тварей. Без самодеятельности и без геройства.

— Так точно, без геройства.

А вот насчет самодеятельности Бертолет был с командиром не согласен. Куда же без самодеятельности в ближнем бою, только она и выручает!

— Три, — тихо сказал Татаринов, и гранаты, расставшись со своими не обручальными колечками, полетели в направлении противника.

— Кто не спрятался, мы не виноваты. — Голицын улыбался…

На носу дрейфующего корабля как-то резко наступила минута молчания. Не давая возможному противнику опомниться и собрать себя с палубы, Татаринов влетел на нос…

— Ау! — позвал капитан второго ранга заблудившихся во времени и пространстве, топча вывалившиеся наружу из разбитых ящиков медицинские препараты, приборы, инструменты и лампы для хирургических светильников.

Татаринову никто не отвечал, хотя «ау» — оно на всех языках «ау»!

Сохраняя предельную бдительность, спецназовцы стали осматривать закоулки между принайтованными ящиками.

Метр за метром, страхуя друг друга и не пропуская темных углов и возникших между ящиками укромных местечек, они приближались к самому носу посудины, выискивая тех, кто еще мог остаться в живых после разрывов гранат.

Из-за самого последнего ящика, который был ближе всего к месту, где маститые слесаря и сварщики свели два борта в одну грань, выполз одноногий терминатор.