— Оторвешься… — Михайлов отвернулся от меня, снова сосредоточившись на Чиркове. — Какие обвинения ты предъявляешь этому человеку?
— Он убил полицейского, — ответил я.
Михайлов мне не поверил. Покачав головой, спросил:
— Ты что, действительно считаешь, что задержал убийцу Аннинского?
В его вопросе просквозил скрытый смысл, мне даже на минутку стало зябко, и я повел плечами. Я даже не рядовой опер, а «какой-то там сыщик», пегая лошаденка, обскакавшая породистого жеребца.
Не дождавшись от меня ответа, майор задал следующий вопрос:
— Кто этот человек?
Я снова выдержал паузу. Может быть, Михайлов истолковал ее по-другому и почувствовал мою нерешительность.
— Его фамилия Чирков, он — участковый маркшейдер «Московского метростроя». Мы заключили с ним договор, я закрыл его дело в день убийства Аннинского.
Мне пришлось подробно остановиться на мотиве убийства, и он, судя по выражению лица Михайлова, ему понравился. И ему понадобилось не меньше минуты, чтобы вспомнить и натурально идентифицировать Чиркова.
— Точно, это он. Его я видел на видеозаписи, изъятой из бара. Помню, даже сделал скриншот…
Я подумал о том, что подходы к работе у нас одинаковые и, что называется, перспективные.
— …и стал смотреть дальше, — закончил майор.
— Стало быть, ты видел, как я вернулся за стойку?
— Кстати, куда ты отлучался?
— Плеснуть на лицо водички, а ты думал?
— Я так и думал.
К Михайлову подошел опер и что-то тихо сказал ему. Я не расслышал, что именно. Неприятно. Я был в шаге от чиха, и вот кто-то говорит «Будь здоров!» Этому оперу подошла бы кличка Кайфолом.
В кармане у меня завозился телефон. На экране высветился номер Николая Школянского. Я искусно разыграл сценку под названием «Досада»:
— Отец, — шепнул я майору. — Я отвечу старику, иначе продолжит названивать.