Доказательство чести

22
18
20
22
24
26
28
30

Проститутку он остановил уже в дверях и полюбопытствовал:

— Ты куда это побежала?!

— Все, время вышло, — честно ответила она.

— Ну, ты-то, может, и все, — возразил Вова. — А я даже ничего не почувствовал. Только пришла, и уже все? Нет, дорогая, давай по полной программе. Начнем прямо сейчас.

Выспавшаяся проститутка предложила ему позвонить сутенерам, договориться и доплатить, чем привела Подлизу в бешенство.

— Вы что, мышкин дом, кинуть меня решили?! Я вам сейчас такой договор организую, что…

Далее шло перечисление того, что может произойти в том случае, если его и дальше будут раскручивать на переплату. Проститутка попалась не из хлипких — такие в «Интуристе» не работают! — и подняла визг. Через минуту, за которую Подлиза безуспешно пытался овладеть продажным телом, к двери номера сбежались горничные и сутенеры. Для Грошева все обошлось бы благополучно, если бы не эти проклятые опера из подразделения охраны порядка в гостиничном комплексе.

Отдел нравственности, будь он неладен. На бумаге не существует, а де-факто — вот он, в лице старшего оперуполномоченного. Мало того что его взору предстали и проститутка, и сутенер. В этом событии он усматривал еще и половое насилие.

Подлиза с похмелья схватился было за ТТ, вчера купленный у армян, и это стало последней каплей. В дежурке выяснилось, что клиент находится в федеральном розыске. Через три минуты после прихода на работу опер нежданно-негаданно получил в руки одно раскрытое преступление, а Земцов овладел телом Подлизы. Все произошло настолько быстро, что ни Земцов, ни даже сам Грошев не понимали, что случилось.

В УБОПе Подлизе задали один-единственный вопрос:

— Где Локомотив?

Сказать, что его били до полусмерти, было нельзя, но и утверждать, что дело обошлось совсем без этого, тоже не стоит. Сперва Грошев сказал все, что знал, но оперов из антимафиозного ведомства это не устраивало. Тогда Вова изложил то, о чем мог догадываться на данный момент. С ним разговаривали еще, и он поведал те тайны, о которых мог бы узнать в будущем. Но операм и этого показалось мало.

Через шесть часов непрерывной беседы Подлиза наконец-то выдал на-гора все от начала до конца и оказался в руках транспортной прокуратуры. История повторилось. Пришлось снова рассказывать. Особенно ту часть, которая вспомнилась после недавних шести часов, проведенных в УБОП.

Около четырех часов дня адвокат Яновский зашел в здание суда Центрального района. Через сорок минут он покинул его, вынося в своем портфеле постановление об освобождении из-под стражи заместителя транспортного прокурора Александра Ивановича Пермякова.

Сашка вышел из ворот тюрьмы, ежась под солнечными лучами. Он медленно подошел к знакомой машине, дрожащей рукой открыл дверь и сел внутрь. Там его ждали Копаев и Пащенко.

— Что с тобой? — спросил Пермяков, разглядывая Антона, который прижимал ладонь к боку и был бледен.

— Так, ерунда. С Локомотивом сцепились.

— Резаная рана у него там, — объяснил Пащенко. — Садись, Пермяков, поехали.

Когда водка почти закончилась, а на закат над Исетью уже больно было смотреть, он не выдержал. После месяца нахождения в камере Сашка исхудал не только телом, но и душой. Напряжение, коим он был заряжен в тюрьме, стало покидать его только через несколько часов нахождения на воле. Истерик не было, он был слишком силен и не позволял себе срывов. Появились усталость и дурман, но причиной тому было не спиртное. Под переглядки Копаева с Пащенко он смотрел через стакан с остатками водки на красное солнце, бормотал что-то и морщился как одержимый.

— Саня, может, домой? — спросил Антон. — Обо всем перетолковали, выспишься, да завтра и продолжим, а?