— Верно.
План Локомотива рушился. В глазах Кускова читался гнев, а это означало, что выхода для разборок на улицу может и не случиться. Но Штука его удивил.
Он поднялся из-за стола, оперся на него обеими руками и проговорил:
— Прощай, Яша. Зачем мне грех на душу брать? За меня все сделают менты. Этого парня на лестничной клетке они не простят. Уверен, что в плен тебя брать не будут. На кой им сдалось, чтобы ты десятку отсидел и вышел? Это разве наказание для авторитета? Опера-то того не оживить, а за завал мента ты вообще пиковым тузом сюда вернешься. Адью, лох.
Кусков уже знал, что Локомотив не виновен в смерти полицейского. Ему было известно, что ранен случайный свидетель. Нож Локомотива лишь рассек кожу на его животе. Эту информацию пустил Пащенко, в таком виде она дошла до Штуки. Но Кускову было приятно смотреть в глаза Локомотиву, говорить неправду и знать, что он причиняет боль бывшему приятелю.
Кусков развернулся, отошел было от стола, но тут же возвратился, несколько раз ткнул пальцем в сторону Шебанина и заявил:
— Следака того тебе тоже не простят.
— Ты сам лох, Штука! — взревел Яша, пугая соседей по столикам. — Есть люди, которые подтвердят, что я не при делах!
— Шебанин!.. — поморщился Кусков. — Ты когда-нибудь слышал пение дятлов? — Виталька опять повернулся и вышел вон.
— Он совершенно трезв, — пробормотал Локомотив.
— Слушаю вас, — не понял мальчик в бабочке и с полотенцем через плечо.
— Он был трезвый как стекло! — рявкнул Яша и показал официанту на закрывшуюся дверь. — А я пьян! Мы разошлись, не подравшись, впервые в жизни. Это гадкая примета, парень. Хуже не бывает. — Локомотив бросил на стол несколько купюр, с трудом поднялся и направился к выходу.
Дойти до дверей так же ловко, как и Кускову, ему не удалось.
— Куда ты прешь?! — возмутился паренек, подругу которого Яша грубо оттолкнул в сторону.
Вместо ответа Шебанин коротко размахнулся и, не рассчитывая силы, ударил мальчонку в подбородок. Тот прокатился по столам и стульям, а потом рухнул на спину.
Ресторан работал уже более трех часов, публика не менялась. Поэтому завсегдатаи, разогретые до максимума, восприняли жест Локомотива как сигнал к действию. Мужики, топливные баки которых были заполнены до краев, застоялись, им нужно было срочно разогреть остывшие двигатели. Завязалась драка, участие в которой приняли никак не меньше десятка человек. Половина бросилась бить Шебанина, остальные принялись колотить их.
Необходимость защищаться, усиленная алкоголем, превратила Локомотива в неукротимого хищника. Он сбросил пиджак и резал боковыми справа и слева. Каждый третий удар приходился в цель, и это доставляло оскорбленному авторитету несказанное наслаждение.
Вскоре он понял, что участвует во всеобщем переполохе уже довольно долго. Сквозь затуманенное сознание прорвалась мысль о том, что мебель ломается, кости и челюсти трещат, и кому-то вскоре придется платить за это удовольствие. Звонки из заведения, несущего материальный ущерб, и от дам, кавалеры которых потерпели поражение, уже наверняка зафиксированы в ближайшем райотделе. Поэтому нужно было как можно быстрее покидать ресторан. Яша так и сделал.
Он вырвался в прохладу вечернего воздуха, быстро пересек площадь и сел на лавку в парке. Отсюда очень удобно было наблюдать за тем, как к фасаду и тылу ресторана подъезжали автомобили с проблесковыми маячками. Из них, не дожидаясь остановки, сыпались люди в форме.
— Это я вовремя вышел, — похвалил себя Яша. — Как же Виталька меня нашел? А-а-а… Да он меня и не терял!