Арбитражный десант

22
18
20
22
24
26
28
30

– А со мной это давно, – признался, теряясь, Рублев. – Такие-то вот дела! Чувствуя, что ком подступил к горлу, он быстро махнул пальцем у глаза: – Ты уж не обессудь. Ослаб я немного за эти дни. Нервишки поистрепались. Пугаясь внимательного ее взгляда, улыбнулся простецкой улыбочкой:

– И насчет банка: не совсем же я поленом прибитый. Политики ключевые, на которых уповаю, – они ведь в моем личном интересе, – он значительно потер пальцы. – Но главное, на кого рассчитываю еще до перевыборов, – это на иностранцев, – он интимно пригнулся. – У них появился серьезный интерес конвертировать наш долг в банковский пакет акций. Хотят развернуть в России крупный банковский бизнес. Фигуры мирового масштаба. Из европейской вип-элиты. Такие, что за их спинами никакой Онлиевский не будет страшен. Похоже, мои уговоры подействовали. К зиме должно срастись. Понимаешь, до каких масштабов мы в этом случае вырастем, дорогая Манана!

Он хотел добавить привычное: «Юзефовна», но не стал. – Что ж. У каждого своя дорога, – Осипян тихо кивнула – Или – общая? – Рублев вдохновенно заглянул ей в лицо. Поймал ладонь. Голос его дрогнул. – Останешься?

И прочитал ответ во влажных глазищах.

4

– Да, и этой еще… есть у вас такая подсоленная ломтиками сырая рыбка. Как же ее? Еще укропчиком сверху…

– Тар-тар, – сообразил официант.

– Во-во! С нее как раз и начнем.

– А от «Цезаря» тогда отказываемся?

– От «Цезаря» тогда да. Нет, впрочем, ничего. Пусть и «Цезарь».

– А жюльенчики, само собой?..

– Уж само собой. Но это после, перед белугой по-монастырски. Да. Так, пожалуй, будет достаточно.

– Может, все-таки бокальчик красного винца? Очень бы под жульен из раковых шеек пошло, – официант соблазнительно почмокал.

– Я на работе, – нахмурился Борис Семенович Гуревич. Протянул меню склонившемуся официанту – вполне благосклонно – и в ожидании первой, взбадривающей закуски откинулся на расшитые подушки ресторана «Навои». Он мечтательно поднял глаза на полупрозрачный, инкрустированный разноцветной шашечкой потолочный шатер, через который даже смурой, сырой зимой внутрь струился мягкий, теплый свет. Вот уж три месяца по будням с часу до трех бывал он здесь. Потому что именно здесь как нигде гастрономические запросы его удовлетворялись без изъяна. Борис Семенович любил поесть сытно и – обстоятельно. Дискуссии уровня «едим, чтоб жить, или живем, чтобы есть?», – оставляли его равнодушным. Никакой дилеммы он не видел. «Едим – значит, живем», – мурлыкал он после десерта.

Прежде, в центробанке, поесть толком не удавалось, – времени меж совещаниями едва хватало перекусить, чего Гуревич не терпел. И потому страдал.

Теперь, в роли главы администрации банка «Возрождение», времени хватало на всё: и сытно пообедать, приглушив звонок мобильного телефона, и подремать после обеда за чашкой туркиш кофе, и порешать текущие банковские проблемы.

К нему вернулись утерянные за годы государственной службы – и, казалось, безвозвратно – некая вальяжность и вкус к жизни, проистекающие от внутреннего душевного равновесия. Да, он не вникал, допустим, в повседневную будничность «Возрождения» и, строго говоря, не владел оперативной информацией. Но и в том был свой смысл: ни одна скользкая сделка не была санкционирована лично главой администрации.

В банке сложился устойчивый коллектив, грамотно осуществлявший главную задачу – мобилизацию активов и расчеты с вкладчиками. Осуществлял столь удачно, что всего лишь спустя три месяца с даты введения временной администрации более чем на семьдесят процентов рассчитался с долгами по частным вкладам, о чем Гуревич отрапортовал председателю центробанка, удостоившись похвалы. И похвалы, надо сказать, заслуженной: не мешать работать – это тоже тонкая работа.

И, что важно, для расчетов с вкладчиками не потребовалось распродавать банковское имущество, – за это Борис Гуревич отвечал персонально. Вполне хватало тех денег, что удавалось под разными соусами выбивать из должников или зарабатывать на распродажах дочерних компаний.

И вообще его роль стократно более важная: за все эти месяцы он не позволил никому заставить себя действовать вопреки интересам банка и команды, членом которой себя считал. А давление было и продолжается: чего стоят бесконечные визитеры от Онлиевского с якобы мелкими просьбишками. И что? Сделал вид, что не понял. Отбрил раз, отбрил два и – ничего. Оказывается, вполне ничего.